Я слышал даже, как ветер ерошит ему перья, пока он не изменил угол нырка и не направился прямо к нам, набирая скорость. Когда я заметил, что он готов атаковать дичь, мне показалось, что это солнце играет на золотых перьях птицы. Но в следующий миг я услышал громкий треск, который раздался где-то поблизости, развернулся и увидел, что молодой Фараон пошатнулся на месте. У него задрожали веки, потом он закатил глаза и упал, словно тряпичная кукла.

Мы с Меной одновременно бросились к нему, а остальные замерли от ужаса. Или невозможности поверить. Кроме Хикнефера, который мучительно взвыл и упал на колени рядом со своим другом.

– Не трогайте его! – крикнул Мена. Я сорвал с себя передник и скомкал его, потом упал на колени и прижал ткань к щеке Фараона, по которой текла кровь, а Мена прижал пальцы к выемке у основания гортани. – Неглубоко. И слишком быстро. – Он осмотрелся, ища Эйе, который стоял как вкопанный на том месте, где мы его оставили. – Привези его колесницу! – заорал Мена. – Надо как можно скорее вернуть его во дворец. – Старик развернулся и побежал по песку, а Мена повернул Фараона, чтобы снять тканевую повязку с головы, и обнаружил вздутие размером с гусиное яйцо. – Возможно, удар только лишил его сознания на несколько минут, – прошептал он. Но мы не забыли звук когтей сокола – будто камень попал по полой тыкве, – когда он ударил по черепу молодого Царя. – Подними плечи, а я подержу голову. А Хикнефер возьмет за ноги. – Нубийский Принц лишь кивнул, а по его смуглым щекам лились слезы. – Держи под коленями и бедрами, – добавил Мена, – надо поддерживать нижнюю часть тела.

Эйе поднял облако пыли, развернул колесницу Тутанхамона и задом подъехал к нам.

– Кто-то из нас должен его держать, – сказал я Мене. – Слава богам, его колесница больше обычных, иначе она бы не выдержала двух стоящих человек, уж не говоря о третьем, если он лежит на спине. Кто-то должен держать его, а моих приказов во дворце слушаться не будут. Так что поезжай вперед, подготовь носилки.

Я протиснулся мимо него, уперся ногой о бок колесницы и прислонил к груди голову и плечи Тутанхамона. Меранх тоже попытался забраться, но Мена оттолкнул его, потом закрепил петлей кусок веревки, протянув ее через открытую площадку, от поручня к поручню, чтобы я мог за нее держаться.

– Скачи назад по беговой дорожке. Тогда его не будет так трясти, – сказал он Эйе. – И не теряй времени. – И убежал за своими лошадьми.

Дорога показалась мне бесконечной. Я старался ехать так, чтобы Фараон оставался неподвижен, принимая всю тряску на себя. И все это время следил за ним, не пошевелится ли он сам – рукой, ногой, или хотя бы дернется веко. Но мысленно я вернулся к тому моменту, когда Тутанхамон снял капюшон со своего золотого Небесного Гора. Я будто вновь увидел, как тот поднимается выше и выше, а потом отвесно летит к земле. И тогда я понял, что правда крылась в том мгновении, когда я отвернулся. Я попробовал закрыть глаза, попробовать, может, уши вспомнят то, чего не могли вспомнить глаза, – и я услышал, как тишину пустыни нарушил скрип упряжи, шепот перьев на ветру и мягкий, еле слышный свист. Не высокий и резкий, а тихий, словно мурлыканье кошки. Такой сигнал сокольничий мог использовать, чтобы не испугать птицу, пока она ест, но достаточно громкий, чтобы сокол понимал, что этот призыв означает кормежку. Или то был всего лишь ветер, дующий сквозь расселину в голых камнях?

Когда я снова посмотрел на лицо молодого Царя, глаза его были широко открыты.

– Не двигайся, – предупредил я, наклонившись к его уху, чтобы он наверняка меня услышал. – Тебя лишь на несколько минут сорвало с привязи. Мы везем тебя назад во дворец.

– В… хороших руках. Дар… богов. – Слова выходили из его уст по одному-два, а потом губы ослабли и веки закрылись. На его лицо опустилась безмятежность, какой я раньше не видел, и впервые за двадцать девять лет я подумал, что мужчина, которого я вижу, прекрасен. Через несколько минут он снова заговорил, не открывая глаз. – Ноги… замерзли.

У меня вдоль позвоночника пробежал холодок, хотя солнце пекло в спину.

– Не пытайся двигаться, – предупредил я. – Во дворце ждет Мена, а он знает о ранах, которые человек может получить в бою, больше любого врача Двух Земель.

– Я… бился? С Анубисом?

– Со своим Небесным Гором, – ответил я, хотя он уже снова закрыл глаза.

Мена ждал у казарм с шестью дворцовыми стражами и носилками в воловьей упряжи. Эйе бросил поводья одному из стражей и убежал – возможно, созвать дворцовых врачей.

Когда стражники понесли Фараона, Мена пошел за ними, и сзади – я.

– Иногда он просыпается, – сообщил я ему тихо, – но шевелит лишь глазами и губами, и произносит лишь слово-другое – пожаловался, что у него замерзли ноги. – Мена проницательно посмотрел на меня, затем двинулся в прихожую царских покоев. – Я подожду снаружи, вдруг я тебе понадоблюсь.

– Нет, ты нужен прямо сейчас. Тебе никто не откажет, пока Тутанхамон жив.

Весть о несчастном случае распространилась, как огонь на ветру, и мы еле успели переложить Царя на ложе, прежде чем нас оттолкнул Джехути, Главный дворцовый Врач, и Кемсит, Врач Фараона. За ними пришли Эйе и Нахтмин, Обмахиватель Фараона и Главный Царский Писец, а за ними – шумный хвост второстепенных врачей-жрецов.

В комнате быстро закрыли ставни и зажгли благовония в настенных святилищах, а собравшиеся сгрудились и заспорили друг с другом. Не успели они решить, как лечить Царя, Тутанхамон задрожал всем телом, "и жрецы, исполняющие песнопения, отбежали, дабы злые духи не захватили и их. Никто и не подумал, что Фараону может быть холодно, и если так и есть, то что это может значить. Наконец Царица приказала слугам принести одеяла и укрыть ее мужа, а потом села рядом и взяла его за холодную руку. Меранх бегал туда-сюда вдоль лежанки, тщетно умоляя хозяина погладить его, пока наконец Анхесенамон не приказала псу сесть у ног; он заскулил и принялся тыкать носом в их сцепленные руки.

Через несколько минут один из врачей пошел к ногам ложа, поднял одеяло со ступней молодого Царя и вколол длинную иглу в кончик его большого пальца. Тутанхамон не шевельнулся.

Мена жестом позвал меня за собой и словно тень прошел по краю комнаты на балкон, выходящий на личный сад Царя и расположенный так, чтобы лучше пользоваться северным ветром.

– Она слишком легко смирилась, – буркнул я, радуясь тому, что мы ушли от поющих жрецов и потеющих тел.

– Возможно, – согласился Мена. – Думаешь, у него сломана шея?

– Как можно судить без осмотра? Возможно, поврежден мозг. Ты видел контузию. – Он прямо посмотрел на меня, а потом опустил глаза и один раз кивнул.

– А чего ты ждешь от Царицы? – в отчаянии спросил Мена. – Чтобы она визжала и рвала на себе одежду? Это его разбудит, и он снова сможет смеяться?

Я смотрел поверх крыш величественных строений, окружавших дворец, на западные утесы, чернеющие на фоне розового неба. Ра умирает. Забирая с собой своего сына.