Нам пришлось поочередно становиться то каменщиками, чтобы привести в порядок наши кельи и объединить многие из них, дабы располагать строениями первой необходимости; то садовниками, чтобы распахать и засеять наш участок; то столярами, чтобы изготовлять столы, скамьи, кровати; то фермерами, чтобы разводить кур и кроликов; и овладеть еще многими другими ремеслами, чтобы изготовлять матрасы и одеяла, одежду, посуду, обувь и свечи.

Подчиняя свои тела строжайшей дисциплине, мы также заботились о своих душах и со всей строгостью следовали своим религиозным обязанностям.

Изнуренная усталостью, с разбитой спиной и руками, я внутренне испытывала удовлетворение от работы без передышки с утра до вечера. Именно с тех героических времен за мной идет слава стойкого и мудрого организатора. То, что в моей душе непрерывно вопияли демоны, касалось только меня. Никто об этом не знал. Пытаясь обуздать этих проклятых, я открыла для себя опьянение тяжким трудом, усталость от которого действовала на мою чувственность как умиротворяющее снадобье. Я доходила до последнего предела своих сил, чтобы затем обрести в оцепенении, которое охватывало меня в постели, хоть подобие отдыха.

С приходом зимы наши трудности возросли. Нас мучил холод, от которого мы были так плохо защищены. Бледные, изнуренные работой, с опухшими, потрескавшимися руками и ногами, мы жили в сердце ледяной равнины как в дурмане, откуда выходили лишь молить Бога прийти к нам на помощь.

Догадываясь о наших несчастьях, ты приехал в январе навестить нас. Была сухая погода, секущая, как лезвие. Земля была так тверда, что в нее нельзя было вонзить лопату, а вода в источнике замерзла. Я как раз выходила из свинарника, где помогала двум моим духовным дочерям раздавать свиньям их ежедневную порцию желудей, и увидела тебя, верхом на лошади, посреди двора.

Непреодолимый порыв толкнул меня к тебе.

— Пьер! Ты вернулся!

В твоем присутствии я забывала о нашем положении, о нашей ответственности, обо всем, что нас разделяло. Я была только твоей женой, счастливой, такой счастливой от твоего возвращения.

Машинальным жестом хорошей хозяйки, прежде чем поднять к тебе глаза, я вытерла руки о полотняный фартук, который носила над черной накидкой. Затем я взглянула на тебя. На склоненном ко мне лице я прочла грусть, печаль и какое-то мягкое неодобрение, причинившее мне боль.

— Я рассудил, что аббатиса Параклета, несомненно, будет нуждаться в помощи этой суровой зимой, — сказал ты безличным тоном. — Должно быть, вы и ваши монахини страдаете от того, что устроились еще так ненадежно.

Поставленная на место, я опустила голову, чтобы скрыть от тебя слезы, замерзавшие от холода на моих щеках. Так значит, ты отказываешься от всякой фамильярности, от всякого напоминания о прошлом, преследующем меня, но забытым тобой. Как всегда, я решила подчинить свое поведение твоим указаниям.

— Это правда, что мы обездолены более, чем беднейшие из бедных, — признала я, поднимая голову. — Мы смиренно принимаем такое положение вещей и без устали трудимся в надежде достичь улучшения.

Затем я сама отвела твою лошадь в сарай, устроенный из трех соединенных вместе келий, и проводила тебя в общий зал, где вовсю горел огонь. Вместе с хлебной печью это был единственный очаг в монастыре. Повсюду в других помещениях свирепствовал холод, и мы были против него беззащитны.

По твоему приказанию после завершения нашей скудной трапезы я собрала вокруг себя самых деятельных из своих спутниц. Ты хотел дать нам советы, уставы, наставления, чтобы мы не остались без помощи в любой трудной ситуации. Этот монастырский капитул закончился довольно поздно, и мы пошли спать, когда красноватый, негреющий солнечный шар уже почти скатился за горизонт.

На следующий день ты решил познакомить меня с одним из своих друзей и с его супругой. Речь шла о благородном Гало и его милой Аделаиде. Ты говорил мне о них как о великодушных сеньорах, способных нам помочь в случае необходимости.

Ты уехал с рассветом через белые от инея поля и леса, где были заметны лишь стаи голодных ворон.

Ты вернулся незадолго до дневной службы в сопровождении четы друзей. То была моя первая встреча с этими благословенными людьми! Через твое посредничество в моей жизни появилась наконец дружба, которая до того занимала в ней так мало места. Как только я увидела Аделаиду, я поняла, что между этой женщиной и мной существует огромное тайное сродство. Я была тотчас покорена. Позже она сказала мне, что так было и с ней.

Вместе с ней в мою жизнь пришли нежность и доброта. Я никогда не смогу отплатить ей сполна. Наша бедность до такой степени тронула ее, что она тут же решила сделать все, чтобы доставить нам облегчение. На следующий день она отправилась к графине Матильде и, произнеся горячую речь в нашу защиту, смогла ее заинтересовать. Ее заботами было также привлечено внимание местного епископа.

Начиная с этого момента дары стали притекать в Параклет. Пища, одежда, одеяла, всякого рода предметы с готовностью направлялись нам. Богатые соседи-землевладельцы жаловали нам земли и денежные суммы. Бедные, отрывая от себя, несли нам яблоки, каштаны, сидр или дичь.

Очевидно, сказал ты позже, что сам Господь, взволнованный нашей скудостью, тронул жалостью и доброжелательностью сердца деревенских жителей. Но Аделаиду я повстречала именно благодаря тебе, а благодаря ей наше плачевное положение стало известно всем. Так что это ты, опять ты, стал первопричиной нашего счастливого возрождения.

Гало и Аделаида были первыми и, вместе с графом Тибо и графиней, остаются самыми верными нашими благодетелями. Им мы обязаны мельницей и виноградниками в Кревкёр, недвижимостью в Провэне и многими другими дарами.

Таким образом наша жизнь улучшалась довольно быстро. Я была этим удовлетворена ради своих монахинь, не из-за себя. Моим единственным сокровищем было твое присутствие, остальное мне было неважно.

Чтобы доказать тебе свою признательность, Пьер, и поскольку ты мягко, но неуклонно избегал возобновления близости между нами, я старалась соблюдать как можно строже устав нашего ордена. Я знала, что ты будешь этим доволен. Хотя многие положения нашего устава и казались мне слишком тяжелыми для простых женщин, пока я не получила от тебя новые предписания, я старалась ничего не упустить из возложенных на нас обязанностей. Монахини следовали за мной по этому пути с таким восхитительным усердием, что нами заинтересовалась вся область. Нас превозносили, приезжали издалека, чтобы увидеть нас и просить у нас духовных наставлений.

Я молилась и размышляла так часто, как только могла, но осознавала обман, в который углублялась, и всю фальшь своего положения. В самом деле, несмотря на все труды и ответственность, которую я взяла на себя, меня по-прежнему мучили порывы чувственности и неотступно преследовали воспоминания.

Твое присутствие среди нас, каким бы редким оно ни было — в первый год ты приехал навестить нас лишь трижды, — доставляло мне такое волнение, что смирить его не могли ни молитва, ни умерщвление плоти. Хотя ты бдительно старался держаться на расстоянии, огонь, который меня пожирал, разгорался с твоим приближением. Все предлоги были мне хороши, чтобы поговорить с тобой, и волнение после этих бесед воспламеняло меня целиком и отдавало, обезоруженную, на волю плотских искушений. Мне не удавалось более отвлекать свою душу от прелестей сладострастия. Мои ночи снова стали долгими битвами.