Мы договорились встретиться в парке Героев ровно через час. Подруга умчалась, отказавшись объяснить что-либо. Полы ее кимоно развевались, как розовые крылья. Надо бы не забыть объяснить ей, что в кимоно не бегают, в нем семенят.

Интересно, что она имела в виду? Кому и что проще и почему спокойнее?

Жених "получше" , которого она привела с собой, оказался ниже меня на полголовы. При моем метре шестидесяти. Во, блин, влипла...

Я не привыкла созерцать мужские макушки, поэтому начала со страшной силой рефлексировать. Меня так и подмывало опуститься на колени, чтобы обрести, наконец, привычный ракурс.

Ну подруга, ну удружила.

Он представился:

- Кшысь.

Поляк что ли? Леший его разберет.

Лукаво подмигнув, Натка бросила меня наедине с карапузом.

Жених, еж твою медь...

Не успела я глазом моргнуть, как утонула носом в букете белых хризантем. О-у?

Через полчаса совместных блужданий по городскому парку я забыла обо всем на свете - о его росте, о своих проблемах, страхах и подозрениях.

Шевеление между шестым и седьмым позвонками, периодически заставлявшее меня нервно вздрагивать и сворачивать шею на сто восемьдесят градусов, бесследно пропало.

Отец говорит, что я максималистка и делю человечество строго на три категории - на хороших людей, плохих людишек и мужчин, с которыми была близко знакома. Если пользоваться предложенной терминологией, то Кшысь неминуемо должен был оказаться в категории хороших людей.

Я беззаботно болтала, смеялась над шутками, которыми он пересыпал свою речь, и разве что в рот ему не заглядывала. Еще не вечер. Чувствую, что к вечеру начну заглядывать.

Мой новый, с позволения сказать, жених обладал гипнотическим обаянием, противостоять которому было невозможно. Он будто светился изнутри и щедро разбрызгивал радость.

Плюс к тому он был чертовски предупредителен и внимателен - подавал руку, открывал двери, подвигал стулья, сметал мусор с лавочек, суетился вокруг меня так, как будто я осталась единственной женщиной на планете.

Кшысь ни о чем не расспрашивал, но я поймала себя на том, что готова выложить ему все, даже если для этого придется вывернуться на изнанку.

Заметив, как реагируют на Кшыся встречные женщины, я приосанилась. А когда поймала пару откровенно завистливых взглядов, задрожала от счастья.

Не так много, если вдуматься, мне и надо: мужчина, с которым надежно и просто. И целый мир в придачу.

Мы посидели на набережной Тьмаки, походили по тенистым аллеям, постояли у фонтана, наткнулись на какие-то развалины, пройдя вдоль которых, оказались у зарослей акации, за которыми виднелись летние павильоны. Оттуда тянуло шашлыками и поп-корном.

Легкие переносные строения стояли плотным полукругом, за ними коптил небо мангал. Кшысь толкнул одну из дверей. Мой взгляд упал на потемневшую от дождей вывеску. "ООО "Акрополь" , с 13 до 2" , - мимоходом прочитала я.

Мы оказались в прокуренной бильярдной. Табачный дым седыми ошметками лежал на столах, медленно крутился в проходах, толстым слоем окутывал застывшие фигуры игроков. Раздавался щелчок - и потревоженные клубы неохотно устремлялись к потолку. Дышать было нечем, дым резал глаза, но это не важно. Кшысь взял меня за руку и повел, как слепую, к свободному столику.

Мы выпили пива. В руках у Кшыся появился кий. Он легко выиграл две партии подряд, посвятив обе победы "своей прекрасной спутнице" . Мне, значит.

Потом мы покинули парк и пошли транжирить выигранные на бильярде деньги. Мы обошли все кафе, бары и рестораны, где добросовестно дегустировали десерты. Лимонный пирог с освежающим кремом и нежнейшим безе, румяные сырники с крупным и необыкновенно мягким черносливом, воздушные булочки с маком, шесть видов бисквита - легкого, как сон восьмиклассницы, фруктовое ассорти со взбитыми сливками и ромом, тончайшие блинчики с медом и корицей, сыры (рискуя прослыть примитивной особой, от плесени я отказалась наотрез), мои любимые молочные коктейли и много чего еще.

- У меня слиплось, а у тебя?

- А у меня еще нет.

И мы пошли дальше, в ресторан "Магдалена" , пить тягучий анисовый ликер.

Потрясающая гадость, но Кшысь остался в восторге. Он фонтанировал чистой радостью. И мне было хорошо рядом с ним.

Умом я понимала, что радость не ко времени, но уставшее, издерганное подозрениями сердце просило передышки. Ну как ему откажешь?

На обратном пути мы наткнулись на краеведческий музей. Я вспомнила, что сюда меня зазывал молокосос, и предложила Кшысю зайти на минуту.

Внутри было тихо, темно и пусто. Пахло пылью и крысиной морилкой.

Впустив нас, пожилая смотрительница включила рубильник. Вспыхнул свет.

В первом зале висели фотографии. Каменные лица озерчан, когда-либо отмеченных правительственными наградами уже несуществующей страны.

Напряженные лица ребят, воевавших в горячих точках. Ба, знакомый прищур в траурной рамке...

- Смотри, твой дядя.

Мы двинулись дальше. Экспозиция, представленная в следующем зале,

рассказывала о романтической истории возникновения Озерска. Я осталась в полном восторге.

Итак, сначала в глухом лесу появился скит, который построили монахи-страстотерпцы, как они сами себя называли. Потом на месте скита вырос большой монастырь. Судя по описаниям, угрюмая каменная ловушка.

Монахи жили тем, что ловили рыбу, били зверя, собирали грибы-ягоды и разводили пчел. Последнее обстоятельство и сыграло ключевую роль в истории Озерска.

Слава о монастырском меде - невероятно вкусном и целебном - неведомыми путями добралась до царского двора. Вслед за этим к монастырю потянулись ушлые торговые люди, которые поблизости основали свое поселение. Благодаря им слава о монастырском меде покатилась в Европу, и Озерск, затерянный среди хвойных лесов, болот и звенящей от перевозбуждения комариной орды, пережил краткосрочный расцвет.

Но упертые монахи не пожелали жить в оглядке на социальные предпосылки и экономические показатели. Чтобы оградить себя от внешнего мира, который вопреки их воле шел за ними по пятам, монахи наглухо изолировались, приняв на себя тяжкий (с моей точки зрения - смертельный) обет пожизненного молчания.

Кроме того, весь уклад их жизни шел вразрез с жизнью как таковой.

Однообразная пища, тяжелая работа по вырубке леса примитивными топорами и перетаскиванию камней в заплечных мешках, изнуряющие молитвы, недосыпание и холода, которым они принципиально не противопоставляли ничего, кроме грубого черного рубища и деревянных колодок. Поэтому последователей у них было немного. Остается удивляться, что они были вообще.

Настало время, когда состарился и умер последний страстотерпец. Вместе с ним сгинул секрет целебного монастырского меда. Но самое любопытное, что и зверь, и ягода, и рыба, водившиеся в этих краях в излишестве, тоже куда-то делись. Исчезли с лица земли за компанию. Не совсем, конечно, кое-что осталось.