В нём ещё жив Паук. Паук даёт ему силы, питает его волю. Паук продолжит свой путь, на котором ему, без сомнения, будут противостоять новые враги. Этот Паук – не древний хищный Зверь, как я прежде считал, а тотемное животное – такое же, как Лев или Слон.

Сергей кивнул Человеку-пауку и, кряхтя, ухватился поудобнее.

Медленно, по шажочку, они поднялись по лестнице. Сергей не понимал, зачем это делает. Ведь его Паук исчез.

Теперь…

… теперь остался только человек. Хороший, порядочный человек. Удивительно, почему я до сих пор этого не понял.

Сергей донёс раненого героя до верха, прислушиваясь к его слабому, натужному дыханию. Паразит здорово его потрепал, а кроме того, Человек– паук по-прежнему страдал от дурманящих снадобий Сергея, которые позволили ему две недели пробыть в летаргическом сне без еды и воды. Голова Человека-паука болталась из стороны в сторону, тело сотрясала нервная дрожь. Несомненно, сейчас он думал о мирных жителях Нью-Йорка, которым вновь угрожал вышедший на свободу людоед. Все заботы – не о себе, а о своём стаде.

«Он – хороший человек, – подумал Сергей. – Несмотря на все наши схватки, на весь мой опыт, до сегодняшнего дня я не мог этого понять. Что ж, теперь понимаю и благодарю тебя за это, Человек-паук. Будь здоров, как бы смешно это ни звучало из моих уст».

С огромным трудом Человек-паук поднял голову и вцепился изломанными пальцами в плечо Крэйвена.

– Крэйвен, – прошептал он, – я не понимаю…

Сергей лишь кивнул, не желая улыбкой нарушать возникшее наконец между ними равновесие.

Разумеется, Человек-паук не понимал. Откуда ему – такому порядочному – было понять весь хаос того жизненного пути, на который Сергей вступил, покинув Россию много лет назад?

Как он мог понять Сергея Кравинова, который побывал Пауком, а до того – Охотником?

Сейчас мне ясно. Наша бесконечная битва, в которой постоянно менялись роли охотника и добычи, всегда была неравной. Ты, Человек-паук, осаждаемый демонами, зверями, гоблинами и охотниками, попросту делал то, что считал правильным. Теперь я вижу, что наш с тобой танец послужил на общее благо.

Сергей довёл Человека-паука до заднего флигеля дома, до комнаты, с которой начался их путь. Они подошли к разбитому окну, из которого дул манящий ветер. Сергей помог Человеку-пауку дойти до окна, избегая осколков стекла на полу, и подсадил его. Человек-паук вскарабкался на подоконник. Сергей чувствовал, как напряжено его тело, чувствовал зов бодрящего ночного воздуха и проливного дождя. Теперь Сергею незачем было откликаться на этот зов, но Человек-паук шёл на него, словно на сигнал маяка. Он хотел любой ценой остановить Паразита, несмотря на боль и раны. Имена и грехи не имели для Человека– паука значения. Добро существовало, чтобы побеждать зло. Глубоко внутри Сергей Кравинов с толикой сожаления осознавал, на какой стороне выступал. Осознавал он и ещё кое-что, о чём до нынешнего момента не подозревал.

У каждого человека есть свой Паук.

Сергей вытянул шею, подняв голову с львиной гривой волос, и заглянул Человеку-пауку в глаза. Несколько секунд они молча смотрели друг на друга – Охотник и добыча, победитель и побеждённый, злодей и герой. В глазах Сергея блеснули слёзы. Он вновь почувствовал себя очень старым.

У каждого человека есть свой Паук, и возможно, я был твоим Пауком.

Сергей махнул рукой.

– Иди! Ты свободен.

Человек-паук недоверчиво покосился на него.

– И это всё? – Он сжал кулаки, готовый продолжить бессмысленную борьбу. – Думаешь, после всего, что ты сделал, я так просто…

– Ты же не позволишь Паразиту спокойно разгуливать по улицам? Иди, Человек-паук. Следуй своему долгу.

Человек-паук высунулся наружу, подставив голову дождю. Вода попала в свежие раны, и он сморщился от боли.

– Уйти и оставить тебя охотиться, портить людям жизнь и использовать их, чтобы.

Сергей повернулся и пошёл прочь, предоставляя Человеку-пауку свободу выбирать.

Глаза Охотника будто налились свинцом, плечи поникли, будто с них только что упал тяжкий груз. На мгновение он остановился и сказал Человеку-пауку через плечо:

– Человек-паук, за столько лет ты должен быть понять, что я – человек слова.

Сергей положил руку на сердце и сжал пальцы в кулак. Его глаза буравили белые, пустые глазницы маски Человека-паука.

– Клянусь, что с этого дня Крэйвен-охотник перестанет охотиться.

Сейчас, в конце пути, Сергей не чувствовал ни тоски, ни грусти. Он чувствовал лишь гордость и приближение развязки. Не просто развязки, а чего-то большего.

Человек-паук не ответил взаимностью на откровенность Сергея. Он сгруппировался, ухватился дрожащими пальцами за стену и опустил голову.

– Я ещё вернусь, – сказал он и прыгнул из окна под дождь.

Он выпустил паутину и полетел сквозь грозу, под сверкающими над Манхэттеном молниями.

Сергей вернулся к окну и выглянул наружу сквозь осколки стекла, провожая взглядом своего заклятого врага и своего единственного друга, пока тот не скрылся в ночи.

«Я вернусь», – сказал Человек-паук.

Сергей в этом не сомневался. У каждого человека, будь то мужчина или женщина, у каждой нации, да и у каждой эпохи, раз уж на то пошло, был свой Паук.

Моим был ты.

«Какое тяжкое бремя», – подумал Сергей, задумчиво глядя, как давно знакомый костюм мелькает за стеной дождя. Ещё немного, и Человек– паук растворился в угрюмом небесном потоке среди тяжёлых серых туч и громадных зданий.

«Какое тяжкое бремя», – снова подумал Сергей.

И какая честь.

Прощай.

СЕРГЕЙ КРАВИНОВ дошёл до библиотеки, плечом толкнул тяжёлую дверь и вошёл внутрь. Не обращая внимания на книги и карты, он направился прямиком к столу, где среди альбомов и рамок с фотографиями лежал его халат. Он набросил его на своё мускулистое, но старое тело, подпоясался. Сергей уже отбросил церемониальное одеяние Охотника, шкуру, которую столько лет носил в удушливых, запутанных каменных джунглях, служивших ему домом с тех пор, как он покинул саванны и джунгли дорогой его сердцу Африки. Эту шкуру Сергей носил в честь отца, много лет назад лишившегося покоя, титулов и покинувшего вместе с семьёй свою любимую Россию.

Сергей смахнул со стола альбомы и газеты. Окна дрожали от ветра и дождя. Сверкнула молния, осветив помещение библиотеки и фотографии на столе. Сергей пробежал мозолистыми пальцами по пыльным рамкам и поднёс одну из фотографий к глазам. Это был его детский портрет, на котором он во весь рот улыбался на фоне угрюмых родителей.

«Мне так спокойно, – подумал Сергей, – как будто внутри развязался какой-то узел, сотканный из страха и гнева».