Филипп оставался у нее ночевать, помогая копаться в документах. Ганнибал не ложился до тех пор, пока Филипп не уходил наверх, сидел вместе с ними в одной комнате, смотрел телевизор, убавив звук до минимума, чем раздражал его величество. Иногда Жанна выходила подышать в сад, чтобы привести в относительный порядок серое вещество, оно ведь не железное, между прочим, даже железо изнашивается. От дома не отходила, хотя тянуло побродить между деревьями. И от земли шел запах весны, жизни, запах, заставляющий забыть о страхах, наполняющий силой. Этих моментов Жанна побаивалась, посему убегала в дом, откладывая радости бытия на потом, а то с ними недолго трупом стать.

Для себя она четко уяснила: никому не доверять. А недоверие — вещь зыбкая, то и дело норовило убежать от Жанны. Общаясь на работе с Вениамином, который ужасно расстроился, когда узнал, что Филипп — ее жених, она все больше замечала в нем положительных качеств. Одновременно заботой и вниманием очаровывал Филипп. И только в затылке сигналило: осторожно, угроза! Жанна слушала сигнал, да и как не слушать? Дома мама, девчонки, без нее им придется туго, очень туго, впрочем, жить, как ни странно, тоже хотелось.

В субботу спала до двенадцати как убитая. Проснулась, а перед глазами завертелись бумажки, цифры, лица… Абсолютно не отдохнула! Так отек мозга получить можно. Нет, все это надо привести в порядок, разделить хаос на сферы, которыми будет заниматься в строго отведенные часы. И для начала следует не торчать в бухгалтерии, комбинат пусть будет на комбинате, остальное время следует тратить на конкретное задание Эммы. В конце концов, она платит огромные деньги, а не Филя, эти деньги стоят того, чтобы поработать на совесть.

Жанна напялила кимоно, на кухне сунула нос в сковородку — мясо с макаронами уже остыло. Без Ганнибала ходила бы голодной. Не разогревая, она выложила еду на тарелку, не ела, а глотала. В окно Жанна увидела Филиппа, бегущего по аллее к дому, недоуменно подняла плечи: а договорились встретиться вечером. Судя по его лицу, что-то случилось. Она кинулась в ванную причесаться, ведь за стол села, вопреки требованиям Эммы, лохматой. Слыша, как он ее зовет, откликнулась:

— Я в ванной, сейчас… — Заодно переоделась в домашнюю одежду, подкрасилась. Выйдя к нему, удивленно выговорила: — Привет. Что ты такой заполошный?

— Мама требует, чтобы мы приехали к ней.

— Требует? И меня? — Он кивнул. — А… зачем?

— Не объяснила. Но голос у нее был панический.

— Ну, раз требует… поехали. Только я переоденусь.

Мало сказать, что ее озадачило требование мамы-паникерши, знать бы причину паники, к чему готовиться. Уходя, она предупредила Ганнибала, крикнув:

— Ганнибал! Я еду к маме Филиппа.

В ответ ни гугу, но это не значит, что он не услышал. По дороге к машине Филипп недовольно проворчал:

— А ему зачем знать, куда ты едешь?

— Ревнуешь? — хмыкнула она. — Пардон, у нас деловая сделка, никак не больше.

— Чем занимается твой Ганнибал?

— Он не мой — это раз. Меня не интересует, чем он занимается, — это два.

— Извини, наверно, я привыкаю к тебе.

— Привычка, Филипп, как зараза, — садясь в машину, вещала Жанна. — От нее страдает половина населения планеты. Лучше не привыкай.

— Я тебе совсем не нравлюсь?

— Слушай, давай эту тему оставим на потом, а? Я не могу в двух направлениях мыслить. Какая-то мерзавка следила за мной, несправедливо обозвала шлюхой, меня это бесит.

— Я тоже думаю о ней, ну и о тебе немножко. Накопала?

Жанна догадалась, о чем он спросил, — о компромате на Вениамина.

— Пока чисто. Кстати! Твои бухгалтерские тома ревизор будет разбирать месяц, а я, уделяя им всего пару часов ночью, скоро слягу на больничную койку. Давай так: придумывай какой угодно предлог, но меня из бухгалтерии удали. Выдели комнату, и я буду рабочий день проводить за твоими бумажками.

— Сделаю.

Ирина Захаровна встретила сына и его подругу с траурной физиономией, будто только что прослушала заупокойную мессу. Она была не одна, с Гелой, у которой выражение личика не отличалось от маминого. Но, увидев Жанну, она выпрямила спину, в ее лице промелькнуло нечто похожее на азарт. Странно. Жанна переглянулась с Филиппом, не понимая, по какому поводу траур.

— Садитесь, — процедила Ирина Захаровна и просто ударила взглядом подругу сына.

Жанна заподозрила некий акт против нее, села в кресло напротив, не забыв красиво положить локти на подлокотники и поставить ноги. Краем глаза посмотрела на Филиппа: тот остался стоять, сунув руки в карманы джинсов и глядя с подозрением то на мать, то на Гелу. А мама нагнетала напряжение, не ставя в известность, зачем срочно потребовала их к себе. Глаза ее сузились, как у пантеры перед ответственным прыжком, если бы она была покрыта шерстью, то шерсть явно встала бы дыбом. Без сомнения, бросок будет сделан на Жанну, а лучшая тактика среди хищников — спокойствие и только спокойствие. Мама втянула носом воздух и начала официозным тоном:

— Я специально пригласила вас обоих, чтобы не было недомолвок и поставить все точки. Жанна! — и замолчала.

Ого, как она произнесла ее имя! Жанна подумала, что начинается суд инквизиции. Интересно, какую казнь ей уготовили: костер, дыбу или плаху?

— Слушаю вас, — сказала она, закинув ногу на ногу, тем самым устраивая презентацию себя — независимой, гордой, готовой к любым выпадам. Если не считать внутреннего мандража от плохих предчувствий, Жанна великолепно справлялась с собой.

— Вчера поздно ночью я собралась лечь в постель, и вдруг мне позвонили, — приступила к оповещению причин, заставивших вызвать Филиппа и Жанну, Ирина Захаровна. — Это был женский голос, который мне незнаком. Она сказала, что вы, Жанна, девушка легкого поведения (драматическая пауза). Авантюристка (трагическая пауза). И воровка (обвинительная пауза). Сказала, что Филипп в опасности (разоблачительная пауза). Жанна, что это значит?

М-да… поганенько разворачиваются события. Она даже себе не может ответить на этот вопрос, но отвечать надо.

— Это значит, у меня есть недоброжелательница.

— А вам не кажется странным, что о вас (Подчеркнула.) так нелестно отзываются? — последовал следующий вопрос мамы-инквизитора.

Жанна ответила по принципу «краткость — сестра таланта»:

— Кажется.

— Все? — рявкнул Филипп.

— Когда ты вырастишь своего ребенка, поймешь меня, — с большой горечью заговорила Ирина Захаровна, но тон уже был другой, значительно мягче и страдальческий. — Ты не знаешь, кто эта девушка, откуда она, а сразу… жениться!

— Не говори в присутствии Жанны «эта», — процедил сын.

— Я всю ночь не спала! — обнажила клыки Ирина Захаровна. — Услышать такое! Мне, матери! Ты знаешь, какое сейчас время…