Васильеву послышались шаги в коридоре, но через секунду они стали удаляться. Нет, это еще не Батя. «Хозяин" склонил голову и вернулся к своим мыслям. Ладно, что будет с «грузом", пока неясно, но на Еременцева лучше всерьез не рассчитывать. Надо прикинуть, что можно сделать своими силами. Дойдя в своих мыслях до этого места, Васильев скрипнул зубами. Сам он сделать сейчас может очень немного. И самое разумное – вызвать подмогу из Магадана, хотя делать этого ему очень не хочется. Но своими силами справиться с бунтующими он не сможет – подчиненные ему вертухаи просто не проходили соответствующей подготовки, да и не так уж их много. Кроме того, у блатных – заложник. Вспомнив о заложнике, Васильев скрипнул зубами еще сильнее. Если Клебанова убьют, то он точно пойдет под суд. Васильев поежился. Бывшим работникам ГУИН и прочих правоохранительных органов попадать в места лишения свободы было попросту нельзя. Вообще-то для них существовала своя, ментовская зона, но выжить на ней было не легче, чем на обычной. А на жизнь заключенных Васильев достаточно насмотрелся.

«Стоп! – оборвал начальник лагеря свои панические мысли. – Какая зона?! Какой суд?! Хрен им всем! Не возьмут!» Усилием воли он сконцентрировал все свое внимание на решаемой проблеме. В первую очередь нельзя допустить гибели заложника. А для этого… Для этого нужно выполнить требования блатных. Ну, или хотя бы какую-то их часть. Хорошо, что Еременцев приехал, хоть с представителем Минюста проблем нет. Что еще? Отдать им Батю? Тоже можно, хотя здесь он еще поторгуется. Если подумать, Батя тоже неплохой заложник, только он-то в его руках. Что еще требовали зэки? Наказать виновных в беспределе? Ну, это можно. Найти пару сержантов, пару рядовых, повесить вину за самые серьезные косяки на них, а самому или перевестись в другой лагерь, или, если Еременцев все-таки получит «груз» и поможет, в Москву.

Еще зэки требовали журналистов. Нет, вот их-то сюда допускать точно нельзя. Если эта история получит огласку, то и замминистра юстиции ему ничем не поможет. Просто побоится вмешиваться – и не такие шишки после скандалов, поднятых в средствах массовой информации, в отставку за день вылетали со свистом. Ладно, насчет того, чтобы журналюг тут не было, с зэками можно поторговаться. А недобитых «сук», которых они требовали, пожалуй, можно и выдать – как кость голодной собаке кидают.

В «сучьем» логове и правда были перебиты не все лагерные активисты. Трое из них в эту ночь были отпущены начальником лагеря в поселок – это была одна из многих причитавшихся «сукам» поблажек. Но Васильев вполне резонно считал, что если выдать этих троих блатарям, то никто потом не разберется, что в ночь бунта их не было в бараке. Отпускал-то он их неофициально, по личному приказу. А в документах ничего такого не зафиксировано.

«Решено, – подумал Васильев. – Отдать им "сук", поторговаться за Батю, наказать пару вертухаев, особенно того урода, который с вышки огонь открыл, пообещать, что сам я в отставку уйду, но поставить условие – никаких журналистов. А если будут напряги – не рассчитывать на помощь Еременцева и вызывать войска».

Приняв решение, Васильев немного успокоился и, когда в коридоре послышались шаги, дверь в его кабинет открылась и два вертухая втащили Батю, сумел даже встретить его хоть и кривой, но все же улыбкой. Впрочем, окинув смотрящего более пристальным взглядом, Васильев улыбнулся чуть шире. Было видно, что противостояние с администрацией далось старику недешево. Батя с трудом держался на ногах, а чтобы дойти до стула, на который ему радушным жестом гостеприимного хозяина указал Васильев, смотрящему пришлось сделать над собой усилие, пожалуй, не меньшее, чем делает какой-нибудь спортсмен, борясь за мировой рекорд. Но железная воля старика до сих пор была не сломлена, и взгляд «хозяина» он встретил спокойно и твердо. В кабинете было тепло, и у смотрящего уже начали болеть мышцы, в которых кровь побежала быстрее. Но и этого Батя никак не показал, хотя с каждой секундой терпеть боль становилось все труднее.

Васильев уже хотел отпустить какую-нибудь из своих привычных шуточек про неважный внешний вид смотрящего, но успел остановить себя. Сейчас было не время издеваться – если они смогут найти общий язык, то этот изможденный старик снимет очень большую часть его проблем.

– Здравствуй, Батя, – сказал Васильев, не понимая, что сказанные им эти слова сейчас звучат особенно злой издевкой.

– И ты не кашляй, гражданин начальник, – негромко отозвался блатной.

– Принесите чаю горячего две чашки, быстро, – скомандовал Васильев приведшим Батю вертухаям. Они скрылись за дверью, а начальник лагеря открыл ящик стола и вытащил большую коробку шоколадных конфет и пачку печенья.

– Ешь, – предложил он, открывая коробку.

Смотрящий даже не пошевелился. Брать еду, кроме законной пайки, из рук мента было западло.

– Что, не будешь? – искренне удивился начальник. – Ты что, Батя! Ты ж на скелет похож! Ешь!

– Западло, – коротко ответил смотрящий. – Ты же знаешь наши законы, начальник. И за чаем ты своих шестерок зря послал.

– Ладно тебе! Ты почти две недели в ШИЗО сидел! И никто тебя сейчас не увидит!

Батя промолчал.

– Ладно, чаю не будешь, может, тебе спирта налить? Согреешься… – Васильев натянуто улыбнулся. Он предлагал Бате еду и прочее без какой-то конкретной цели, просто чтобы наладить с блатарем контакт. И совершенно не ожидал, что истощенный старик откажется.

– Не ломай комедию, гражданин начальник, – спокойно ответил Батя. – Говори лучше, что надо. Не просто ж так ты среди ночи встал и меня сюда приволочь приказал.

– Как будто сам не понимаешь! – резко ответил Васильев. Но тут же, вспомнив, что ситуация не самая подходящая, сбавил тон. – Ты наверняка уже в курсе, что твои кореша взбунтовались.

– И что?

– Как – что? Успокой их. Ты единственный, кого они послушаются. Пусть расходятся по баракам. А того вертухая, который с вышки огонь открыл, я своими руками – слово офицера! – Васильев схватился за пустую кобуру.

– С чего ты взял, что они меня послушаются?

– Как с чего? Ты же смотрящий! Да не только по этой зоне – по всей области! И авторитет у тебя такой, что никто против не пойдет! Батя, – самым проникновенным голосом, на какой только был способен, сказал Васильев, – я обещаю: если люди разойдутся по баракам, никто их не тронет. А насчет «сук», которых они перемочили… Я по документам оформлю, что у них между собой драка была. Только пусть заложника отпустят!

– А они что, заложника взяли? – Первый раз за весь разговор Батя слегка улыбнулся. – Молодцы, пацаны! Не ожидал!

Васильев мысленно обругал себя последними словами: надо же было так проговориться! Но тут же решил сделать хорошую мину при плохой игре:

– Видишь, Батя, я с тобой полностью откровенен. Давай на мировую – конфликт и вам невыгоден, и мне.

– Где ж ты раньше был такой умный, гражданин начальник, – хмыкнул Батя. – Поздно теперь. Не надо было выпускать джинна из бутылки. Я тебя честно предупреждал. Ты ведь «грузняк» получить хотел?