Он не помнил, что еще кричал — что-то оскорбительное… Ее ледяное спокойствие, то, что она не смотрит ему в глаза, приводили его в бешенство…

…Ночную тишину нарушил шум мотора, лязг открываемых дверей — подошел троллейбус. И сразу же раздался дробный стук каблуков. Женщина почти бежала, напуганная темнотой. Увидев человека на скамейке у подъезда, она замедлила шаг, замерла на миг, а потом рванулась к спасительной двери. Дверь оказалась открыта, и она исчезла в полутемном парадном. Павел узнал ее. Это была Люся. Подруга жены, свидетельница, показавшая, что жили они с Олей плохо, часто ссорились, и Оля уходила из дома, что она хотела развода, а он, Павел, был против, что в тот вечер он увез Олю и больше она ее не видела. Никто ее больше с тех пор не видел…

Почему-то Павлу показалось, что Люся тоже узнала его.

* * *

— Ты? — спросила она, разглядывая его в глазок.

— Открой, поговорить надо, — сказал мужчина негромко.

Поколебавшись, она отперла. Отступила в сторону, давая ему пройти.

— Что? — В голосе ее звучала неуверенность — похоже, она жалела, что впустила его.

Он повернулся к ней, и она, прочитав что-то в его глазах, метнулась обратно к двери. Он схватил ее за плечо, дернул к себе. Зажал рот, обхватив лицо руками. Резко дернул, и она тут же обмякла в его руках. Он опустил ее на пол, прислушался….

А триумвират все продолжал посиделки в гостеприимном баре. «Забежать на минутку» растянулось до третьих петухов. Савелий Зотов несколько раз порывался сбежать домой, но друзья урезонивали его. Алексеев даже поговорил с Зосей, которая разыскивала мужа по мобильнику.

— Зосенька, — проникновенно запел Федор, — он с нами, поэтому не беспокойся. Ты же нас знаешь! Все будет в полном порядке, проследим, доставим, не позволим. За что я тебя люблю, так это за понимание, Зосенька. И такт. Мы тебя все целуем. Даже Колька. Спокойной ночи!

Савелий Зотов прислушивался, разрываясь между желанием посидеть с друзьями и чувством вины перед семьей. Капитан по-мефистофельски ухмылялся — у них с Ирочкой существовал джентльменский уговор не наступать друг другу на горло. Правда, капитан часто нарушал его, так как ревновал ее и считал — что дозволено Юпитеру, не дозволено быку. Юпитером был, конечно, он сам.

— У тебя, Савелий, замечательная жена, — сказал Федор, возвращая мобильник другу. — Никогда тебе не прощу, что ты отбил ее… Никогда! С друзьями так не поступают. В итоге я остался один на всю жизнь.

— Ну и радуйся, — заявил капитан. — Всю оставшуюся жизнь.

— Не знаю, — ответил Федор. — Не уверен. Ладно, лирику в сторону. Что новенького в деле Антиквара? Есть зацепки?

— Есть кое-что, — ответил скромно капитан. — Как не быть… — Он загадочно замолчал.

— Поймали? — спросил Савелий взволнованно.

— Ага, — ответил Астахов. — Почти. С помощью широких кругов общественности не сегодня завтра…

— С чьей помощью? — не понял Савелий.

— Общественности. Думаешь, ты один такой умный?

— А кто еще? — заинтересовался Федор.

— Ископаемое по фамилии Гапочка, лет восьмидесяти от роду. Бывший прокурор. Я кручусь, как белка в колесе, Кузнецов лежит в больнице с печенью, требует отчет каждую минуту, бедлам, одним словом, а тут Гапочка.

— А чего он хочет? — спросил Савелий.

— Кузнецова он хочет! А когда узнал, что тот в больнице, посмотрел на меня, как на врага народа, и говорит:

— Вы, молодой человек, вместо Кузнецова? — Тощий, физия небритая, брови насупил.

Отвечаю:

— Я за него. Чем могу, так сказать?

Он:

— Я прочитал в газете об убийствах и грабежах… хотел поговорить. В моей практике был похожий случай… сто лет назад.

Я отвечаю:

— Выслушаю вас с большим интересом, но только не сейчас. Лечу на ковер к начальству, оставьте телефончик, как только освобожусь, сразу перезвоню.

Он сверкает на меня взглядом, ни слова не говоря, встает со стула, подходит ближе и как зашарашит своей палкой поперек стола. Изо всей силы. Я… это самое… — Коля покосился на Савелия. — Обалдел! Рот разинул, молчу, а он, тоже молча, вышел и так хлопнул дверью, аж штукатурка посыпалась. Я целый графин воды выпил, пока оклемался. Мало мне своего горя, так еще бывшие прокуроры лупят палкой по столу.

— Как его фамилия, говоришь? — спросил Федор.

— Гапочка.

— Был такой, — задумчиво произнес Алексеев. — Правда, не сто лет назад, а много позже. Случай, о котором он говорил, имел место быть в одна тысяча девятьсот восемьдесят третьем году.

— Откуда ты знаешь? — Астахов подозрительно посмотрел на Федора.

— Я тут подумал, — сказал тот, пропуская мимо ушей вопрос капитана. — Подсобрал кое-какие материалы… Готов доложить.

— На тему? — неприветливо спросил Астахов, не дождавшийся сочувствия в истории с прокурором. Скорее, наоборот, ощутил неодобрение друзей.

— Грабежи с убийствами и антиквариат. В краеведческом ракурсе, так сказать, — кротко объяснил Федор. — Исключительно местный материал.

— Опять за свое? Мне и без твоей философии тошно…

— Это не философия, Коля. Это статистика. Вернее, статистический анализ. Великая наука, между прочим! Если не врать, конечно.

— А где ты видел, чтобы не врали?

— Мой статистический анализ основан на фактах, господа. Голые факты, и никакого вранья.

— Откуда факты? — не сдавался Астахов, исключительно из принципа.

— Из архива прокуратуры.

— А как ты туда попал?

— Не о том говорим, — укоризненно заметил Федор. — Попал и… попал. Не суть важно. А важно другое. Готовы?

Савелий кивнул. Капитан промолчал.

— Тогда слушайте, — сказал Федор. — Начало. История первая. Двадцать пять лет назад, конец сентября. А именно: двадцать второе число. Убийство старого профессора истории Сергушева Станислава Андреевича, автора нескольких книг, уважаемого в городе человека, а также его жены, совершенное с особой жестокостью. Профессор был зарублен топором в прихожей, жена — в спальне. Она плохо чувствовала себя в тот день и рано легла. Произошло это, по выводам экспертов, около девяти-десяти часов вечера. Профессор сам открыл дверь убийцам.

— Откуда стало известно, что убийца не один? — спросил Зотов.

— Убийц было двое… возможно, трое, Савелий. Это факт, не вызывающий сомнения. Жестокость, с которой совершено убийство, позволило предположить, что у преступников, скорее всего, сдали нервы. Старик умер после первого удара, а всего их нанесли около десяти. То же самое… — Федор мельком взглянул на позеленевшего Савелия. — …и с женой профессора. Кроме того, беспорядочные кровавые следы по всему дому, какие-то вещи, брошенные в прихожей, смазанный отпечаток ладони на стене в гостиной, как будто убийца пытался стереть кровь и… так далее — все это говорит о том, что они нервничали. Были похищены старинные монеты и медали, очень ценные. Известный нам Гапочка занимал в то время пост районного прокурора, держал дело об убийстве профессора на контроле, то есть имел самое непосредственное отношение к следствию. Я не знаю, как оно велось, но закончилось все ничем. Один из свидетелей показал, что видел во дворе дома, где проживал профессор, странного парня, не то пьяного, не то обкуренного. Он сидел на скамейке, а когда свидетель подошел попросить огонька, бросился бежать. Хотя было уже темно, свидетелю удалось рассмотреть этого человека, так как во двор въехала машина и осветила его фарами. Был составлен словесный портрет, но, увы…