Свет и тепло мешали состоянию чуткой дремы, которое я в последнее время так полюбил. «Не перебраться ли на пол? — подумал я. — О, или лучше — в ванную!»

Мысль о прикосновении холодного влажного кафеля показалась мне такой заманчивой, что я немедленно сполз с дивана. Казалось — там, в сырости и темноте, под мерный звук капающей воды, свернувшись кольцом, я могу проспать хоть сутки, и только голод сможет меня разбудить…

Голод… Я подумал о пшенной каше, и меня разобрал смех. Это что — пища? И они это едят?

«Стоп! — спохватился я. — Кто — они? Ну-ка, рота — подъем!»

Поскольку я все равно уже стоял в ванной (и когда успел там оказаться?), то решил умыться, ну а потом позавтракать и заняться делами. Не успел я протянуть руку к крану, как с края раковины спрыгнул мой старый знакомый домовой и опрометью ринулся в слив. Почему-то на этот раз он даже не попытался меня тяпнуть, хотя все возможности у него были. А я так же рефлекторно, стремительно — сам от себя не ожидал — хлопнул ладонью по раковине, аж фаянс загудел.

«Не поймал, эх, — подумал я с глубокой и искренней досадой. — Промахнулся! Чуть-чуть не хватило. Это потому, что спросонья…»

Я взглянул на себя в зеркало и даже как-то огорчился, не заметив ничего нового. Трансформация левого глаза закончилась превращением брови в невысокий колючий гребень и на этом, кажется, остановилась. В утешение я полюбовался на левую кисть, украшенную короткими темными когтями и белесой чешуей, поплескал на лицо водой и достал из стаканчика зубную щетку. Выдавил на нее пасту, открыл рот… и щетка выпала у меня из рук.

У меня выросли клыки.

Пара клыков сверху.

В первый момент я замер от ужаса. Причем меня напугал даже не сам факт новой трансформации (к этому-то я уже привык и, наоборот, с любопытством ожидал новых изменений), — а вид той поистине кошмарной рожи, которая смотрела на меня из темного стекла.

Зубастая харя с горящими в темноте глазами выглядела исключительно устрашающе.

Нет — это я выглядел устрашающе!

Я закрыл рот. Клыки не мешали и не чувствовались. Такое ощущение, что они складывались к нёбу, как у ядовитых змей. Уголки губ поползли в стороны, и я ухмыльнулся во всю клыкастую пасть.

Всласть полюбовавшись своим новым обликом, я зажмурил левый глаз и включил свет в ванной. Все изменения сразу исчезли. Я видел прежнего себя — красавчика Алекса, или бледную немочь, если пользоваться определением Валенка… Но теперь мне уже казалось, что это всего лишь видимость, фантом, ложная оболочка. Просто маска для обычных людей. А настоящий я прячусь в темноте — уродливый, опасный и очень довольный собой.

Как же так? Это истинный облик, а то — ложный? Или наоборот?

Или, может, у меня два одинаково истинных обличья: в этом мире я выгляжу так, а в том — этак?

Или они оба — фальшивые?

Как отличить ложное от истинного?

Надо будет спросить Грега.

— …Скажи, Алекс, что ты чувствовал, когда отводил глаза?

— Ну… — Я поерзал на жесткой скамейке электрички. — Даже не знаю. Прикольно было. Странно. Немного страшно — вдруг сейчас все развеется, мент очнется и скажет: «Что ты меня паришь?!»

— Нет-нет, — с досадой перебил меня Грег. — Постарайся вспомнить поточнее свои ощущения. Это важно. Важнее, чем сам факт отвода глаз. Только, пожалуйста, отвечай честно.

Я задумался, пытаясь трансформировать свои ощущения в верные слова.

— В целом, конечно, было круто. Такое ощущение, что можешь все. Оно опьяняет. Это… ну…

— Это власть, — подсказал Грег. — То, с чем ты раньше, видимо, не сталкивался. Стало быть, тебе понравилось управлять чужой волей.

— Ясное дело! — Я еще подумал и, чтобы быть предельно честным, сказал: — Правда, был один момент, когда мне стало противно.

— Ну-ка, ну-ка!

— Не от того, что я делал, — быстро уточнил я. — А от результата. Видишь ли, этот мент… я думал о нем лучше. Я с ним до того уже разговаривал пару раз, и он мне даже понравился, как ни странно. А тут полезло наружу такое…

— Тут есть один нюанс, — сказал Грег. — Когда ты манипулируешь людьми, ты неизбежно теряешь к ним уважение. Превращая людей в марионеток, вытаскивая из них всю грязь… даже ту, о которой они и сами не подозревали, ты станешь их презирать — всех, без исключения. Кроме тех, кто окажется сильнее тебя. Тех ты будешь ненавидеть.

Я поморщился.

— Неужели во всех людях, если копнуть…

— Ага, — сказал Грег безразлично. — И в тебе тоже. Не забывай об этом, когда ты окончательно разочаруешься в человечестве. Когда тебе покажется, что ты просто увидел мир, как он есть, в его истинном свете. Когда ты будешь считать, что избавился от иллюзий. А я так скажу — есть очень ценные вещи, которые очень легко потерять… И, потеряв их однажды, ты теряешь их навсегда.

— Не понял. Какие вещи?

— Ничего, скоро поймешь.

Выйдя из ванной, я долго стоял в коридоре, вспоминая разговор с Грегом. Его загадочные слова смущали меня.

И все-таки, что он там говорил об оружии? Которое можно отложить, если на то хватит воли?

Я вспомнил остекленевшие глаза бабки и ее счастливую улыбку и внезапно ощутил укол совести.

«Она первая начала, — напомнил я себе. — Давай, совестливый ты наш, пойди покайся, что околдовал ее. А потом пакуй вещички и выселяйся на улицу».

Я бы еще долго проторчал в прихожей, если бы меня не разбудил от спячки резкий звонок в дверь.

«Ладно уж, — подумал я. — Не надо мне ее домашних обедов! А насчет квартиры пусть все остается как есть. Потому что нечего вредничать…»

Есть, однако, хотелось все сильнее. Открывая дверь, я колебался может, просто заплатить бабке за еду, чтобы было по-честному?

Дверной проем перекрыла широкая тень. Я попятился. В прихожую, пригнувшись, вошел Валенок.

— О, какие люди, — сказал я растерянно. — Не ждал! Ну заходи.

Валенок кивнул мне и вошел в комнату, не снимая обуви, величественный и важный. Встал на пороге, медленно и внимательно огляделся, словно фотографируя мое логовище на встроенную в глаз шпионскую камеру!

— Садись, — предложил я, показывая на диван.

Но Валенок не сел.

— Грег велел разобраться с твоим змеем, — проронил он, продолжая сканировать комнату. — У Алекса, говорит, какой-то змей завелся…

Я сначала не понял. Потом вспомнил наш разговор в Зеленкино. И расхохотался.

— Нормально, да? С моим змеем! Можно подумать, я его в зоомагазине купил!

Валенок смотрел на меня без всякого выражения. Его неподвижное лицо можно было бы ошибочно назвать туповатым, если бы сквозь это безразличие не проглядывал довольно явственно затаившийся крокодил.