Чем больше Грей над этим думал, тем сильнее вскипал его гнев, но даже в бурлящем море ярости потихоньку формировалась идея, сделавшая бы честь и самому хладнокровному человеку. Кто бы ни стоял за убийствами бывших профессиональных ликвидаторов, они, вероятно, поверили в давнюю «смерть» Джона Kappa. Но зачем лишать Kappa удовольствия от притока адреналина?

Грей поднял трубку телефона.

— Надо распространить кое-какую информацию по обычным каналам: мол, по поводу смерти Джона Kappa возникли некоторые сомнения…

Финн поднес готовую вещицу поближе к глазам и внимательно ее осмотрел. Размером она едва ли превосходила его ладонь, однако запросто могла уничтожить все живое в радиусе тридцати футов. Впрочем, на деле она убьет лишь одного человека. Уж об этом Финн позаботится.

Подгоняя парик и прочие средства для изменения внешности, он продолжал прокручивать в уме шаги, которые предстоит сделать для проникновения в Сенаторский корпус имени Харта.

Когда Финн взял след Роджера Симпсона и принялся целенаправленно копаться в его прошлом, он обнаружил, что достопочтенный сенатор из Алабамы в молодости имел сомнительную репутацию и не интересовался никем и ничем, кроме собственной персоны. Хотя его сущность с той поры ничуть не изменилась, сей недостаток был искусно спрятан под слоями пиара, которые накапливались с самого начала его политической карьеры. Все это осуществлялось при полной, но невидимой глазу поддержке со стороны ЦРУ, где Симпсон в свое время играл особенную и тщательно скрываемую роль. Его биография разбухла от похвал и официальных благодарностей, однако по части фактов была весьма скудной. Причем в глазах страны он был героем. А еще, похоже, этот человек твердо решил стать хозяином Белого дома.

«Вот уж вряд ли», — подумал Финн.

Симпсон не позабыл ту поддержку, которую ему оказывал бывший работодатель. Являясь председателем сенатского комитета по разведке, он принимал все усилия, чтобы ЦРУ без ограничений получало требуемое. Возникало впечатление, что Симпсон вообще не видел границ там, где речь заходила о национальной безопасности. Он многие годы был защитником Картера Грея — или его марионеткой. Только справедливо, считал Финн, что оба эти человека попадут в одно и то же место одним и тем же способом.

Тем вечером он вернулся домой весьма поздно, однако Мэнди упорно не ложилась спать, поджидая мужа. За чаем с тыквенным пирогом она сказала:

— Сегодня в школе ты произвел настоящий фурор. Сузи все хотела тебя дождаться и рассказать, но так и уснула, бедняжка.

— Извини, что припозднился…

— Надеюсь, ничего страшного? В последнее время ты какой-то взвинченный.

— Да все из-за работы. Приходится много ломать голову.

— Как там Лили?

Лилей звали мать Финна. Имя было вымышленным, как и у сына. Гарри вообще не мог вообразить себе, что испытывают люди, когда называют свое настоящее имя.

— Все по-старому. Точнее, чуть похуже.

Он не решился повторить слова матери, что она «гниет».

— Конечно, у нас тут много суеты, но если хочешь, пусть твоя мать живет с нами. Я не против. Как-нибудь справимся.

— По-моему, ей лучше там.

— Ладно, пусть так. Однако имей в виду: может наступить момент, когда решение принимать придется.

— Давай не будем тревожиться раньше времени. И так забот хватает.

— Ты уверен, что все в порядке?

Он кивнул, не глядя жене в глаза.

Мэнди коснулась его руки.

— Гарри, мне кажется, ты стал как-то отдаляться от нас.

Его реакция оказалась неожиданно резкой, он даже сам этому удивился.

— Я сходил в класс Сузи. Почти никогда не пропускаю бейсбольные и футбольные матчи мальчишек. На дворе ты не найдешь и былинки сорняка. От работы по дому не отлыниваю, когда надо, помогаю детям с уроками. Извозчиком для них работаю так же часто, как и ты. Чего еще ты от меня хочешь, а?

Она убрала руку.

— Да ничего…

Пирог они доели в полном молчании. Мэнди пошла наверх, Финн остался сидеть, уставившись в пустоту.

— Ты спать-то идешь? — спросила она.

— Кое-что надо доделать.

— Гарри, не ходи сегодня на улицу, ладно?

— Разве что чуть-чуть прогуляюсь… Ну, ты знаешь.

— Знаю, — проворчала жена, поднимаясь по лестнице.

— Мэнди…

Она обернулась.

— Все наладится, обещаю. Очень-очень скоро.

«Я почти закончил».

— Конечно, Гарри. Конечно.

Аннабель оставила арендованную машину у ворот и направилась в глубь лабиринта сумрачных аллей. Местонахождение могилы было давно заучено наизусть. Оказавшись на месте, она увидела, что здесь уже есть один посетитель.

Мужчина лежал ничком возле надгробия и напевал мертвой женщине ирландскую песенку. Ту же самую песенку Аннабель слышала от отца еще совсем малышкой — что-то о мечтах и изумрудной стране, где Он и Она любят друг друга. Прислушиваясь к словам, Аннабель вдруг почувствовала, что по щекам — вопреки ее воле — катятся слезы. Потом звуки стихли, и она поняла, что отец сам себя убаюкал и заснул возле могилы своей жены — и матери Аннабель.

Она тихо приблизилась к могильному холмику, встала на колени с противоположной стороны от отца, который сейчас мирно посапывал, а потом сделала то, что последний разделала в детстве при посещении мессы: перекрестилась и прочитала молитву. Слезы струились по ее лицу, пока она обращалась к Богу и пыталась объяснить матери, как сильно по ней тоскует.

Аннабель молилась и причитала, пока не заболело сердце. Тогда она встала, перекрестилась в последний раз и, глядя на спящего, приняла решение.

Отец оказался на удивление легким. Он был как в полусне, поэтому к машине его пришлось нести чуть ли не на руках. Прибыв в гостиницу, Аннабель уложила его в собственном номере, а сама примостилась в соседней комнате на диванчике и так сидела, пока не раздался стук в дверь.

Пришел Стоун. Выглядел он встревоженно, и было отчего. Милтон с Рубеном попали в серьезную переделку. Закончив рассказ, Оливер бросил взгляд в сторону спальни, откуда сейчас доносился отчетливый мужской храп. Выражение лица Аннабель ясно давало понять, что любые вопросы будут крайне неуместны.

— Вы не собираетесь сегодня вернуться домой? — вместо этого поинтересовался Оливер.

— У меня нет дома, — ответила она. — А завтра мы могли бы остановиться у вас.

Следующим утром Аннабель заказала завтрак в номер. Когда ее отец вышел из спальни, его уже ждали тосты, горячий кофе и разложенная по тарелкам яичница.