— Привет.

— Привет.

Умолкают, рассматривая друг друга.

Исаева бегло скользит взглядом по мускулистым плечам и крепкой груди Титова. Рассеянно читает одну из надписей в левой части, ниже грудной мышцы: «Нope is a mistake. I'm alive. I'm died[1]».

Прикусывает нижнюю губу, поднимая глаза к твердому подбородку Адама. К его губам. По кровавым ссадинам, наконец, снова к напряженным глазам.

— Ты должен рассказать мне о своих татуировках.

— Нет.

— Нет? — переспрашивает девушка. — Почему нет?

— Потому что они не для тебя.

— А для кого?

— Не знаю.

Ева склоняет голову на бок и внимательно рассматривает его жесткое окровавленное лицо.

— По-моему, звучит бессмысленно.

— Пусть так.

— Мы же договаривались, помнишь? Высоко взлететь. Мне нужно понять тебя, Адам. Я хочу понять тебя.

У Титова в горле застревает ком. Он сходит с настроенного мышления, дезориентируясь в той мутной реальности, что они с Евой создают.

«Я хочу понять тебя».

Что это? Часть игры? Очередная манипуляция чувствами?

Или реальное стремление?

«Сука, конечно же, нет!»

«Это же, мать вашу, Ева Исаева!»

«Дьявольская иллюзия! Фата-моргана[2]…»

У Адама уходит непозволительно много времени, чтобы собраться с мыслями и ответить. А девчонка тем временем продолжает увлеченно его разглядывать.

— Переигрываешь, Исаева. Скоро придется разжимать руки. Я отпущу — ты пострадаешь.

— Ты тоже, Адам. Как же ты не понимаешь? Это общая реальность. Ты тоже не сможешь удержать равновесие.

Он сердито выдыхает и придирчиво ее изучает.

— Думаешь, что стоишь того? — спрашивает с явным пренебрежением.

— Не знаю, — безразлично передернув изящными плечами, Исаева не сбивается с установленного тона. — Расскажешь мне после. На обратном пути.

— Обязательно.

Достав что-то из сумки, девушка подходит совсем близко, и Титов каменеет, когда она поднимает руку к его лицу. Ева всего-навсего деликатно промокает кровь с примесью пота и грязи, но их дыхание резко становится шумным.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Взволнованным.

Это слышно особенно сильно, когда разговор возобновляется.

— Пригласив тебя в «True blood», я открыл значительную часть своей жизни.

Естественно, она это понимает. Но ей этого мало. Снова. Когда дело касается Титова, она не может остановиться.

— Необходимо ли тебе проявлять жестокость?

— Необходимо, — хрипло произносит Адам, и Ева кивает, будто выражая поддержку его словам.

— 911… Что это за номер?

— Мой номер в «True blood». Каждый, кто принимает участие в боях, имеет свой персональный номер.

— По нему делают ставки?

— Да.

Пока Исаева утирает кровь с его ран, на Титова внезапно накатывает эмоциональная усталость. Неверие, боль, разочарование, скрытый страх, злость — все лезет наружу.

Поэтому, когда она задает свой следующий вопрос, он неверно его истолковывает.

— Как ты себя чувствуешь?

— А как я могу себя чувствовать? Мой настоящий отец не пожелал жениться на моей матери. И это сделал за него мой дядя. Меня всю жизнь обманывали. Все врали! Как ты считаешь, что я могу чувствовать?

Ева фыркает.

— Пора отпустить детские обиды, Адам. Не нужно ничего анализировать. Понимать не нужно. Иногда это попросту невозможно. Просто отпусти ситуацию, и тогда станет легче, — сухо, в какой-то мере заносчиво, говорит она. — Но я сейчас не об этом спрашивала. Как ты чувствуешь себя физически? Цел? — внимательно осматривает его. Ей, конечно, не приходилось сталкиваться с подобным «беспределом» на соревнованиях за все годы занятий каратэ, но определить серьезные повреждения она может. — Так много крови и ссадин.

Прикладывает руки к ребрам Титова. С силой нажимает. Затем неторопливо следует ладонями по плечам. Сгибает-разгибает суставы рук. И все время наблюдает за его реакциями.

Он практически не замечает ее манипуляций. На отдельных участках слабо морщится, но в целом реагирует нормально.

Закончив осмотр, полностью удовлетворенная его состоянием, девушка возвращает свою естественную кровожадность.

— Можно подумать, что ты сам, Адам, женился бы на первой встречной, только если бы она «залетела» от тебя?

Этот прямой вопрос заставляет парня брезгливо поморщиться и незамедлительно ответить.

— Нет, конечно.

А Ева, услышав подобное, отчего-то сильно сердится.

— Значит ты, Титов, такой же подонок, каким был твой отец.

— Как тебе угодно, бл*дь.

Не сойдясь во мнениях, как обычно, иступленно злятся. Но отступить друг от друга не могут.

— Как ты дошел до подобного, Адам? Зачем дерешься за деньги?

— Не ради денег.

— Ради чего?

Не различая никаких стоп-сигналов, Исаева лезет и лезет к нему в душу. Адам осознает, что у него нет права ее в этом винить. Не после того, как он сам изучил практически всю ее подноготную.

— Притормози, Ева, — произносит он без какого-либо эмоционального окраса. — Я не стану рассказывать. Сделай выводы сама.

— В таком случае… — задумчиво протягивает девушка. Закрыв глаза, слегка улыбается. — Я думаю, тебе нравится ощущение полного контроля. Иногда ты намеренно, на какое-то время, даешь ситуации выйти из-под твоего контроля… Умышленно допускаешь опасность, чтобы пощекотать себе нервы. Упиваешься сильными ощущениями, — она описывает его чувства так точно, словно в данную минуту в своем подсознании видит прямую трансляцию из глубин воспоминаний. Его воспоминаний. Сердце Адама рывками замирает, делая убийственные паузы в такт ее словам. — Все больше и больше. Дольше. И дольше. Еще больше боли. Еще… И еще. Тебе не хочется останавливаться, — Ева резко распахивает глаза. А Титов сдавленно сглатывает. Желая отвести взгляд, он, по каким-то необъяснимым причинам, не может этого сделать. Смотрит прямо в ее стеклянные глаза. — А потом ты звереешь. Срабатывают инстинкты, и ты, наконец, прилагаешь усилия, чтобы защищаться. Легко побеждаешь, — хмыкнув, подытоживает девушка. — И только после этого чувствуешь себя нормально.