– Ну?

– Привет, это я, нужно поговорить, – сказал Александр.

– Очень нужно? – спросил капитан.

– Очень. – Александр непроизвольно понизил голос.

– Через час у тебя! – сказал капитан и отключился.

– Может, кто-то из твоих подопечных, – высказал предположение капитан Астахов, рассмотрев письма самым внимательным образом, держа за уголок и осторожно поворачивая их и так и эдак.

– Моим подопечным незачем писать письма. Им достаточно прийти ко мне и спросить. А этот… непонятно, чего он хочет. Идиотское письмо. Если в первом был какой-то смысл, то в них обоих смысл отсутствовал вообще. Идентичный текст. Снова ни времени, ни даты. И снова никто не видел человека, который его принес. Я почему-то уверен в этом. Единственная разница заключается в том, что второе письмо доставили «на дом», то есть не в вестибюль телестудии, как первое, а прямо на мой письменный стол. Внизу сидит дежурная, стервозная баба, мимо которой и муха не пролетит незамеченной, но вот поди ж ты… Кабинет мой закрывался на ключ, который, уходя, я вешал на стенд. И никогда еще никто не входил в кабинет в мое отсутствие.

– И ты ничего не… чувствуешь? – В голосе капитана прозвучали саркастические нотки. – Ты же у нас экстрасенс.

– Мы с тобой это уже обсуждали, – резко ответил Александр. – Это все, что ты можешь сказать?

– Нет, не все. Письма я заберу. А ты не спускай глаз со своей подруги. Эти письма мне не нравятся. Как не нравятся всякие бессмысленные трюки, которые некий «икс» берет на себя труд проделать. Спрашивается, зачем?

– Будешь? – спросил Александр, доставая из тумбы стола литровую бутылку «Абсолюта» и два граненых стакана.

– Не откажусь, – вздохнул Астахов. – Хотя и следовало бы. Я давно хотел у тебя спросить, – начал он после недолгой паузы, – откуда такие пролетарские настроения? – И пояснил, отвечая на вопросительный взгляд Урбана: – Граненые стаканы. Неужели их еще штампуют?

– Они тут уже сто лет, – ответил Александр, пожав плечами. – Закусить нечем, переживешь?

– Как это нечем? – Капитан уже доставал из портфеля хлеб в пластиковом пакете и колбасу в яркой упаковке. – Нож есть? Еще бы огурчик, – произнес он мечтательно, принимая из рук приятеля самодельный нож с разноцветной наборной ручкой. – Откуда?

– Подарок, – ответил кратко Александр, не вдаваясь в подробности. Он был занят, разливал водку.

– За все хорошее! – объявил капитан, чокаясь. Выдохнул, потянулся за хлебом. Спросил с набитым ртом: – Давно хотел спросить, а водяра… она как, не влияет на твои способности? Не притупляет?

– А на твои? – ответил, начиная злиться, Александр.

– Притупляет, – признался капитан. – Еще как! Но у меня работа грубая, грязная, не то что у тебя. У нас без этого нельзя. А тебе, может, лучше на ликер перейти? Или на шампанское?

– Заткнись! – ответил Урбан, разливая новую порцию водки в стаканы. – Бери!

– А за что пьем?

– За все хорошее!

– Достойный тост, – похвалил капитан. – Мой любимый. Поехали!

– Ксенечка, можно взять твою машину? – спросил Александр вечером. – Моя на станции техобслуживания. Что-то стучит в моторе.

– Конечно, – ответила я. – Завтра утром заберешь с парковки. Это рядом с работой.

Моя брошенная серебристая «Хонда» почти две недели простояла на парковке, где «Глобал виллидж» абонировал несколько мест. С тех пор как Александр переселился ко мне, машина мне была не нужна. Мне пришло в голову, что за все это время я ни разу не ездила на встречу с клиентами, бросив все на бабу Броню, и занималась в основном статистикой и бумагами или бездумно смотрела в окно. Пожалуй, хватит. Хватит! Я вдруг поняла, что соскучилась по «Хонде», по работе. Моя безрадостная физиономия, наверное, уже сказывается на показателях. Незабвенный господин Бьяготти любил повторять: «Свое кислое настроение надо оставлять дома. Никому не нужны твои проблемы, моя девочка. Мне, правда, можешь сказать все. Я твой друг». И Александру пора домой. Я испытала мгновенное чувство радости, представив себе его физиономию… Расстаться? Укол в сердце – нет! Я не хочу расставаться с Александром. Мне просто хочется… сделать ему больно. Не об этом ли говорила Стелла?

Машина оказалась взломанной. В центре города, на оплачиваемой стоянке с дюжим охранником. Он топтался рядом с нами, повторяя, что, блин, не понимает, как же так… в натуре, все время он тут, не отлучался, все было тихо, противоугонка не сработала, может, напарник чего знает… Напарник не знал ничего. Ведь не угнали же, повторял он, спугнули их или побоялись. От обоих несло перегаром. «А чего взяли-то?» – повторял напарник.

Брать было особенно нечего. Но то немногое, что лежало в бардачке, неизвестный вывалил на пол. Старые квитанции, блокнот, ручки, перчатки, носовой платок, губная помада, кожаный футляр с визитными карточками, колготки со спущенной петлей – весь этот скарб кучей лежал на сиденье. Всякие пестрые бумажки, хранящиеся за козырьком, теперь опущенным, разлетелись по салону. И, завершая разгром, раной зияла длинная белая поролоновая брешь на спинке водительского сиденья. Как будто человек, не найдя того, на что рассчитывал, не в силах сдержаться, злобно полоснул его ножом…

Я стояла, растерянно рассматривая вздувшийся поролон. Бессмысленность акта вызывала не гнев, а оторопь.

– Ксенечка! – Александр погладил меня по голове. – Успокойся, родная. Это ерунда. Мало ли хулиганов.

– Зачем? Что ему нужно? Деньги? Но он не взял плеер…

– Не успел, – ответил Александр.

– Сирена не сработала, – ответила я. – Ему некуда было спешить…

– Может, Коля проходил мимо, – встрял один из охранников, – или я. Он… этот… и рванул…

– Ксенечка, иди на работу, я сам разберусь, – сказал Александр, и я ушла.

При моем появление в предбаннике сотрудники замолчали, и я поняла, что обсуждали меня. Я стала посреди комнаты и сказала:

– Доброе утро, девочки. Я последнее время была не в форме. Но уже все в порядке, жизнь продолжается. Надя, мне нужны цифры за последнюю неделю по филиалам. Оля, Дина, Бронислава Семеновна, пожалуйста, с отчетом. Леночка, сбегай в кафе за кофе и пирожными. Помянем нашу Стеллу. А где Стас?

Они тут же загомонили и забегали. Стас был на месте. Гонял в Интернете за запертой дверью. Кира, как ни странно, еще не появился.

Мы пили кофе и ели пирожные. Я чувствовала благодарность к ним. Даже к Динке, которая меня ненавидела. Сначала все молчали печально.

– За Стеллочку, – сказала баба Броня, поднимая пластмассовый стаканчик с кофе. – Славный человек была наша Стеллочка. И красавица.

Постепенно как-то посветлело вокруг. Кто-то рассмеялся. Надя уронила пирожное на пол. Все так и покатились. Странно, но происшествие с машиной словно встряхнуло меня и вернуло к жизни. В разгар поминок влетел взмыленный Кира.