Спросил, лукаво прищурясь:

«Если самки будут у всех, а у тебя не будет, что сделаешь?»

«Наверное, страданием преисполнюсь».

«Ну, это сперва», – согласился Кутха.

«А потом? Разве можно еще что-то сделать?»

«Можно. Страдание ожесточает. Спустишься с холма, отдерёшь всех самок».

Кутха довольно откинулся на теплые шкуры, подстеленные под него доброй Ильхум. Теперь, когда Кутха окончательно доказал преимущество ума над совестью, Кишу нечего было сказать. И Кутха расслабился, морщинки трепетали на темном лице. Бормотал с нескрываемым наслаждением, будто имена любимых самок повторял: «Диоксид кремния… Гидросиликаты… Римские пуццолановые смеси…»

Звучало так красиво, что Киш покраснел.

«Римские пуццолановые смеси…»

Северное сияние обливало мир нежным светом, сугробы становились алыми, потом зелеными. Сладко закричал олешек за урасой, маленький олешек в руках доброй Ильхум. Кутха прав: один всегда должен питать другого. Шипело горячее мясо, горка сквашенных трав украшала деревянное блюдо.

«Дети мертвецов жрут мухоморы, – жаловался Кутха, – и всей толпой прут к Столбу. А мне поговорить не с кем».

Задыхаясь, повторял, как стихи: «Гидросиликаты…»

Так сладко повторял, что Киш решился: ладно, принесу Кутхе рецепт.

Ведь что получается: Герой третьей степени Донгу готов показать вещь, которая светится под водой, но только если отдам ему мышонка Икики. А здесь всё по-доброму.

«Ладно, я помогу».

«Я знаю», – просто ответил Кутха.

Бог всё знает наперед. Кишу стало печально.

Вот всё Кутха знает наперед, мог бы просто память вернуть.

Знает ведь, не совру. Да если и совру. Оторвет что-нибудь. Ну, как оторвал анальный плавник Донгу. И мышонку зачем-то пообещал деревянный ящик. Зачем говорить такое вслух? Вон как красиво пылает северное сияние, снег вспыхивает, разбрызгивает алые и фиолетовые искры. Зачем видеть такое красивое, если не помнишь, кто ты? Сзади черный зверь Келилгу нависает ужасной тенью. Зачем бояться такого, если всё равно не знаешь, кто ты сам?

Ладно, решил, схожу за особенным рецептом, пусть укрепляет мир.

Память вернется, стану совестливым, как Ильхум, умным, как Кутха.

«И ленивым, как Мымскалин», – злобно подсказал из кармана мышонок.

«Ты всё вспомнишь», – обещал Кутха. «Я знаю. Ты не врешь. Скажи, куда идти?» – «Это тут недалеко. Надо только вход знать». – «Это один вход? Один только? В укромном месте?» – «Именно так. Один вход, один. Но он везде». – «Как везде? И у подножья гор? И у берегов океана?» – «И у подножья. И у берегов. Просто выбери, где войти хочешь. Можешь прямо прыгнуть в пасть Келилгу, тоже выйдешь к Билюкаю. Можешь нырнуть в озеро, где живет Герой, тоже вынырнешь к Билюкаю…»

Заглянула в урасу добрая Ильхум, покачала головой:

«Скажи Кишу, чтобы знал: рецепт хранится у Билюкая, а к Билюкаю в подземный мир войти можно только мертвым. Значит, место входа не имеет значения».

Мышонок в кармане застонал: «Бежим, Киш! Бежим отсюда!»

Ильхум повторила: «Только мертвый может войти в подземный мир».

«Да, тут особых хитростей нет, – с удовольствием подтвердил Кутха. – Ты сумеешь, Киш! Ты не просто войдешь в подземный мир, ты совершишь подвиг. Пусть будет всё красиво, я так люблю. Нет, нет! – поднял он руку, отталкивая Киша от ненужных и вредных мыслей. – Не думай про анальный плавник Донгу. Ты красивый подвиг совершишь, станешь настоящим героем».

«Второй степени?» – «Этого не скажу». – «А какой подвиг совершу?» – «Выйдешь против Детей мертвецов». – «Но их много. Их число – предел знания». – «Настоящим героем станешь. Донгу будет завидовать».

Киш ужаснулся: «Ты что, Кутха? Как победить столь многих?»

«Тебе не победа нужна, – с наслаждением объяснил Кутха. – Тебе только умереть нужно. Иначе не войдешь в царство мертвых. – Повторил, для убедительности взмахнув рукой: – Живой к Билюкаю не войдешь, а мертвого даже сам Билюкай не остановит. А как ты к Билюкаю войдешь, это всё равно. Способов много. Земное тяготение, злые гамулы, зверь Келилгу, моровая чума, оперенные стрелы. Главное, войти. Билюкай удивится, спросит: «Что видел?» Отвечай: «Многое видел». Билюкай удивится еще сильнее: «Что слышал?» Отвечай так же прямо и простодушно, Билюкай поймет. А инженера найдешь у печей».

«А нельзя так, чтобы не умирать?»

Мышонок в кармане застонал, наверное, вспомнил про деревянный ящик.

«Нельзя, Киш, – ласково объяснил Кутха. – К мертвым войти может только мертвый. Даже Ильхум так говорит. Ты слышал? Принесешь рецепт – спасешь мир, всё про себя вспомнишь. – Прищурился: – Много про себя интересного вспомнишь. – Прищурился еще сильней, будто вглядывался в вечную смену времен. – Довольный останешься, только принеси рецепт. Залью цементом основание Столба, пусть народ Аху ломает зубы. Цемент не горит. Дети мертвецов сожгут всё свое грязное топливо и уйдут. – Прошептал с наслаждением: – Диоксид кремния. Ты ведь хочешь вспомнить себя, Киш? Ты был… Ты хотел… Правда, интересно такое узнать? А смола, – выдохнул с пониманием, – Смола – это вчерашний день. И ядовитые отвары – тоже. Будущее за гидросиликатами! Только за ними! – С любовью перечислил лучшие марки цемента. Причмокнул, доедая олешка, недавно кричавшего в руках доброй Ильхум. – Пусть народ Аху сломает зубы». – «А может, всё же не умирать?» – «А как войдешь, не совершив подвига?» – «Ну, если нельзя… Это другое дело…»

Спохватился: «Это сколько же Детей мертвецов надо убить, чтобы стать героем?»

Кутха с наслаждением прошептал: «Римские пуццолановые смеси».

А вслух сказал: «Много». – «А я смогу столько?» – «Зачем тебе такое знать?» – «Чувствую, Кутха, у тебя для меня тоже есть две новости».

«Да, целых две, – согласился Кутха. – Одна плохая, другая хорошая».

Никаких слов Кутха больше не произнес. Просто опустил голову, будто видел далекое. Это и была хорошая новость. Красиво в ночи смешались морозная пыль и звездная. Полетели копья и стрелы. Киш ловко прыгал, пропуская десятки стрел, уворачиваясь от многих копий. Северное сияние пылало в полную мощь, чтобы битву видели все. На Детях мертвецов торбаса из белой тюленьей кожи, подъемы из белой лайки. Красиво. У Киша голенища сапог из замши, перчатки без пальцев. Прыгал быстро, потом еще быстрей. Стрелы Детей мертвецов пропитаны ядовитыми растворами. От таких стрел убитый опухает даже на сильном морозе. Может, и не умер бы, да куда жить такому пухлому?

«Тебя быстро убьют, – успокоил Кутха. – Ты боли не почувствуешь».

«Ну, ладно, ладно, Кутха, – испугался Киш. – А плохая новость?» – «Если многих убьешь, они с тобой пойдут к Билюкаю». – «Зачем?» – «Этого не скажу».

«Киш, не убивай много! – пищал из кармана мышонок Икики. – Никого не убивай. Это же Дети мертвецов! Зачем нам такая компания?» – «А как вернусь, если буду мертвый?» – «Билюкай подскажет». – «А если не захочет?» – «Уговори». – «А если не найду рецепт?» – «Тогда тебе и возвращаться не надо».