Бредшо не посмел соврать и ответил:

– С заката.

– Что-нибудь видел?

Бредшо ответил:

– Нет, дружинников Марбода я не видел. Проезжали какие-то люди, человек пятнадцать, но с плащами королевских цветов.

– Куда проезжали? – резко спросил король. Глаза его были безумны, на щеках – красные пятна.

– Куда-то к Золотой Вершине.

Король повернулся и пошел.

У Бредшо дрожали руки. Он не понимал, откуда взялся король; он готов был поклясться, что видел короля среди всадников, скакавших к Золотой Горе. Зато он понимал, что король не оставит без расследования чуда: вспыхнул цветной луч в руках заморского торговца и разрубил родовой клинок Белых Кречетов…

Влипли! Ой, боже, как влипли!

* * *

А теперь мы вернемся немного назад и расскажем, что делал в тот вечер король.

Когда начинался вечерний прилив, король Варай Алом затворился с советником Арфаррой в своих покоях. Тревожить себя он запретил.

Арфарра хлопотал со светильниками и заклинаниями. Король разглядывал стены. Раньше они были покрыты зимними и летними мехами, теперь – зеркалами и орнаментами.

О зеркалах советник сказал, что они уподобляют горницу душе, безграничной изнутри и отграниченной снаружи. О кругах и квадратах… Что же он сказал? Что-то вроде того, что круги и квадраты – лучший образ бога.

Поскольку в природе нет ни кругов, ни квадратов, а человек, творя, начинает с квадратных полей и круглых горшков, – то, стало быть, эти формы он берет не из природы, а из своего ума. Между тем уму доступно познанье лишь двух вещей: природы и бога. И так как геометрия проистекает не из природы, она проистекает из бога.

В комнате с круглыми и квадратными богами, к большому зеркалу, как к алтарю, был придвинут столик с тушечницей, бумагой и светильником. Советник кончил писать заклинания и сжег их на огне. Молодой паж подал епанчу, расшитую облаками и птицами, король проверил меч за спиной.

– В путь!

Кони на заднем дворе уже были оседланы. Сели и поскакали.

Свита была небольшой – человек пятнадцать. Вскоре пересекли границу. Стало совсем темно: только впереди прыгала какая-то тварь, ростом с кролика, глаза – как медный таз. Наконец, пропала. Король пожаловался спутнику:

– Какая мерзость! До чего ж напугала!

Спутник засмеялся:

– А какова она была из себя? – и оборотил глаза как медный таз.

Король ужаснулся, потом признал.

– Почему ты проиграл битву в Блуждающих Верховьях? – спросил он.

– Ты же помнишь, – вздохнул отец, – Даттам подарил мне два меча: Обретенную Радость и Черноглазого. Через некоторое время пришел ко мне Иден Виверра и попросил подарить Черноглазого. Но я в ту пору пожалел меча: хотелось самому пойти с ним в битву, и подарил Идену Виверре Обретенную Радость. А когда пришло время выступать в поход, я раскаялся в собственной жадности и отдал Черноглазого Шодому Сойке. Шодому Сойке я поручил левое крыло, а Идена Виверру дал ему в подчинение. Вот въехали перед битвой оба на пригорок, и Виверра увидел у Шодома за спиной Черноглазый меч в красных лаковых ножнах. Что было делать Виверре? Если бы он оставил без отмщения то, что я не подарил меч, он бы оскорбил предков. Если бы он изменил мне, он бы нарушил клятву верности. Он отошел в сторону под кизиловый куст, погадал и услышал: «Вызови Идена на поединок, и вы погибнете оба. Тебе будет вечная слава, а королю от гибели полководцев – убыток…» Они сошлись в поединке и погибли, а дружины их разбежались в виду вражеского войска.

Варай Алом взглянул на отца: тот был жуток видом. Рот страшно разорван: когда короля окружили, он зажал кончик меча зубами и прыгнул с лошади вниз.

Семнадцатилетний Варай Алом дрался в то время на юге и узнал о битве только через три месяца; за тридцать лет правления отец увеличил королевство в четыре раза, а в последней битве утратил треть того, что справедливо приобрел.

– Я отомстил за тебя и победил далянов, – сказал сын.

– Победил, но не отомстил, – сердито сказал один из спутников отца. – Битву с далянами выиграли горожане. О нашей гибели сложили песню, а разве сложишь песню о твоей победе?

– А кто, кстати, наш проводник? – спросил отец.

Король вздрогнул.

– Я не знаю, – сказал он. – Ты посоветовал мне позвать предателя из империи, я позвал его, а он посадил мою душу в хрустальный кувшин. Ему служат огненные духи и железные кони, и я не могу уже без него, а он хочет надеть на сеньоров намордники и не хочет, чтоб я воевал с империей.

Отец велел оставаться всей свите у входа во дворец бога. Верные всполошились:

– Как можно, а если во дворце засада?

Отец и сын вошли: коралловые залы, яшмовые стены. Разве можно сравнить с бывшей управой! Ждали долго.

– Я ведь, – признался отец, – при Золотом Государе лишь мелкий чиновник.

Золотому Государю Варай Алом взмолился:

– Прошу не за себя, за отца…

Бог с ликом мангусты усмехнулся:

– О чем же?

– О посмертной должности основателя династии.

Золотой Государь рассмеялся:

– Почтительный сын… Ну, этот чин дарует лишь живой бог Великого Света. Подписывай сам!

И кинул королю яшмовую печать. Подбежал чиновник с тушечницей.

И в этот миг в зал ворвались спутники короля, обеспокоенные долгим его отсутствием: потные, грязные, у одного из кармана – утка со свернутой шеей…

Золотой государь в ошеломлении уставился на варваров.

– Что это? – сказал он, – или ты, глупец, хочешь взять Небесный Дворец силой?

Воины загалдели, а бог с головой мангусты наклонился к уху короля и прошептал:

– Запомни, львенок: можно взять империю силой воинов, но тогда придется раздать ее воинам в лен…

И в ту же секунду печать в руках короля отяжелела и лопнула, как перезревший гриб-дождевик. Короля швырнуло вон, лицом вниз. Он вскочил: на стене смеялся Золотой Государь. А советник выходил из зеркала неторопливо, оправляя складки паллия.

Двери в покои были раскрыты, в них толпились дружинники, дядя Най Третий Енот и начальник недавно учрежденной тайной стражи, Хаммар Кобчик.

Ведь был же строжайший приказ не входить! Воистину прав советник: мириадой маленьких людей в государстве повелевать – легче, чем сотней вельмож в собственном дворце!

– У меня важное известие, – сказал Кобчик. – Мы рассуждали так. Если убитый кречет был богом Ятуном, то его и убило б чудом. А если он погиб от стрелы – стало быть, птицу кто-то науськал. У убитого кречета кривой коготь на левой лапке. Мы нашли в городе человека, который торгует боевыми птицами. Он – вольноотпущенник Ятунов, и признался, что Марбод Кукушонок два месяца назад отдал ему кречета на сохранение, а сам всем рассказывал, что птица умерла. Вчера он этого кречета забрал обратно. Далее мы нашли второго вольноотпущенника, дворцового служку: он признался, что стоял за окном на галерее, и выпустил птицу.