— Который не произнес ни слова, — подтвердила Джейн. — Даже когда я спросила его напрямую.

— Он — хороший друг. Но в последнее время он начал подозревать, что у меня появились сомнения относительно моей жизни, что я подумываю о том, чтобы снова по-настоящему вернуться к врачебной деятельности.

Джейн нахмурилась.

— По-настоящему, Рекс? Можно подумать, что ты ею занимался не по-настоящему.

И тут до нее дошло. Зачем бы ему иметь докторский чемоданчик в багажнике, если не для врачебной практики?

— Во время отпусков я работал в клинике на одном из островов Фиджи.

— Как это получилось?

Рекс рассмеялся.

— Знаешь, это удивительно напоминало одно из приключений доктора Мориса. Я отдыхал там, и один из местных мальчишек сломал себе руку. Я помог ему. Теплая благодарность его родных заставила меня ощутить себя нужным. Это вселило в меня такое чувство уверенности, какого я не испытывал уже много лет. Когда мне рассказали о крошечной клинике, которую устроил на одном из соседних островов пожилой врач, я поехал к нему и предложил свои услуги на время его отпуска.

— И тебе это было приятно?

— Очень, хотя, конечно, это практика для врача широкого профиля, а не для узкого специалиста. Но к моменту нашей встречи я уже всерьез подумывал о возвращении в медицину. Мой приезд в Ларинратту заставил меня острее почувствовать проблему. Я почти решился уже так и сделать, когда мы увидели ту автомобильную катастрофу. Скажу тебе по правде, она меня поколебала. Тот мужчина уже был мертв. И я ничего не мог сделать. Ко мне снова вернулись сомнения, и я опять отступил: от медицины, от человеческой близости, в том числе и с тобой.

Джейн всем сердцем сопереживала ему, но не находила нужных слов.

— Я уже много лет удовлетворялся поверхностными связями с женщинами. И думал, что ничего другого мне не нужно будет еще много лет. Но я себя обманывал. Я начал это понимать во время наших разговоров по телефону, но окончательно осознал, когда ты приехала в «Три холма». Влюбившись впервые в жизни, я, как ни старался, больше не мог относиться к жизни играючи. Я хотел все рассказать, как только мы останемся вечером одни, но когда я узнал про Шеффилда, а потом Энн поранила себе руку — все пошло наперекосяк…

В его вздохе слышались раскаяние и сожаление.

— Думаю, об остальном ты и сама догадаешься. Я тебя уже любил, но боялся признаться и спрятал свои истинные чувства за похотью. Я причинил тебе боль, дорогая, и мне очень жаль.

— Потом я тоже сделала тебе больно, Рекс, — тихо сказала она. — И мне тоже очень жаль.

— Нет. Ты была права. Твои слова, наш разрыв заставили меня лучше понять свои чувства и продумать свои поступки. С той минуты, как я потерял тебя, я вынужден был пересмотреть все свои ценности. Но теперь, когда я знаю, что ты всегда будешь рядом со мной, у меня такое чувство, что я могу абсолютно все!

— Все-таки не абсолютно все, милый. Давай оставим чудеса Всеблагому Господу там, наверху, ладно?

Рассмеявшись, Рекс крепче обнял ее.

— Если я вдруг начну заноситься, знаю, кто мне этого не позволит! Ты говоришь всегда только правду, Джейн Мартон, и я тебя за это люблю.

— В этом случае могу ли я попросить более доказательную демонстрацию этой любви?

Он нахмурился.

— Я не приготовился к такому повороту событий.

Джейн начала распускать ему галстук.

— Не беспокойся, — пробормотала она, — если ты забеременеешь, я тебя не брошу.