Но он ошибся. Рил хватило полвзгляда, чтобы понять, что что-то не так.

– Таш, что случилось? – прямо спросила она, забыв назвать его «господин».

Он попытался отбрехаться:

– Ничего, все в порядке.

Она подошла ближе и встревоженно заглянула в глаза.

– Ты бледный. Тебя ранили? – проявила она редкую догадливость и провела ладонью по его щеке.

Тут Таш, ставший внезапно мягким, как воск, не смог ей соврать.

– Ерунда, царапина, – сказал он, поймав ее руку и сжав в кулаке. – Покормишь?

Рил охнула.

– Силы небесные! Куда тебя ранили, покажи! – потребовала она.

– Рил, я есть хочу!

– Сначала покажи!

– Ну ладно! – Таш поднял рубашку и показал перевязанную рану. – Видишь, ерунда, царапина. Довольна теперь? – Она с ужасом смотрела на красное пятно на повязке. Он решил успокоить ее: – И вообще, Самконгу больше досталось.

Она словно очнулась.

– А с ним что?

Ташу надоело стоять и он сел за стол. Рил тут же забегала, накрывая ужин.

– Он ранен в ногу. Глубоко, до кости. Лекарь дал ему снотворное. Когда я уезжал, он уже спал.

Рил закрыла рот ладошкой.

– Ему, наверное, больно!

– Да уж, наверное. Всю обратную дорогу матерился и так орал, что вороны пугались.

Она посмотрела на него расширенными от ужаса глазами, а потом прыснула. Наверное, представила орущего Самконга. Таш немного посидел за столом, но так ничего и не съел. Аппетита он сегодня не нагулял. Наконец он поднялся, чтобы идти спать. День выдался нелегким, а мысли после всех событий одолели и вовсе тяжелые. Рил, его нечаянное счастье, молча направилась за ним следом, помогла снять рубашку, стащила сапоги и укрыла одеялом. Пару минут посидела рядом, все так же молча, и ушла.

Вернулась, когда он уже засыпал. Присела на корточки у кровати, осторожно прижалась щекой к раненому плечу и что-то зашептала.

Таш с удивлением понял, что она читает над ним наговор. Такое проявление заботы растрогало и рассмешило его. Он протянул здоровую руку, погладил ее по голове, как гладят неразумного ребенка, и пробормотал:

– Ты ж моя ведьма!

После чего отключился.

* * *

На следующее утро, рано, еще затемно, как будто что-то почувствовав, пришла Пила. Лика не хотела ничего рассказывать, но с враньем у нее всегда были проблемы, и Пиле не составило труда выведать у нее всю информацию, касающуюся Самконга. Правда, узнав все, что хотела, Пила с трудом сдержала рвущийся из горла крик. Рассказ Лики причинил ей такую боль, выдержать которую она никогда не считала себя способной. Она буквально задыхалась, ей казалось, что ей в сердце воткнули нож и провернули его несколько раз.

– Лика, – глухо сказала она, – я должна его увидеть.

– Ты с ума сошла? – Лика замерла от ее слов. – Ты вообще понимаешь, что говоришь?

– Понимаю. Отведи меня к нему, я боюсь, что одну меня не пустят!

– А меня пустят? Я даже не знаю, где он живет!

– Я знаю. У него там охрана, а ты можешь сказать, что ты рабыня Таша и что он тебя послал. Ну же, Лика, ты же не хочешь, чтобы я сошла с ума от неизвестности!

– Я не хочу, чтобы ты сошла с ума на рыночной площади, когда палач будет ставить тебе клеймо! – резко сказала Лика, надеясь привести ее в чувство.

Но в данный момент на Пилу не действовали никакие призывы к благоразумию.

– Да плевать мне на клеймо! – с отчаянием крикнула она. – Говори, поможешь? Или я одна пойду!

И Лика вдруг успокоилась. Она внимательно посмотрела на подругу и спросила:

– Ты уверена в том, что делаешь?

– Да, тысячу раз да! Мне все равно, как, лишь бы с ним!

– Тогда идем! Одевайся!

Они закутались в плащи до самых глаз – мороз стоял такой, что зубы мерзли, – и вышли из дома.

До поместья Самконга они добрались довольно быстро. Лика все время оглядывалась, оценивала ситуацию, все еще надеясь, что на них никто не обратит внимания, и Пиле, если что, можно будет вернуться.

У ворот девушки остановились, переглянулись, и Пила, опасаясь, что Лика повернет назад в шаге от цели, сама взялась за массивное железное кольцо и решительно постучала в ворота. Им открыл молодой здоровый парень довольно нахального вида.

– Чего надо, барышни? – спросил он, окидывая их оценивающим взглядом с головы до ног.

– Нам нужно видеть господина Самконга, – ответила Лика.

– Вряд ли он сейчас захочет кого-нибудь видеть. Приходи в другой раз. – Парень потянул на себя тяжелую дверь, собираясь закрыть ее, но Лика сделала шаг ему навстречу.

– Я рабыня господина Таша, и мне нужно видеть господина Самконга именно сейчас. Я обещаю, что он не будет тебя ругать за то, что ты нас пропустишь.

Парень внимательно посмотрел на нее.

– А ты уверена, что ты Ташева рабыня? Тогда скажи, как он выглядит?

– Ну, – Лика на мгновение задумалась, как описать того, кто казался ей совершенством, – ростом он примерно с тебя, стройный, хотя, скорее, худощавый, возраст где-то за тридцать пять, точнее не знаю, он не говорил. Волосы каштановые, с сединой, длинные, до лопаток, но у вас тут все так носят. Глаза карие, немножко с зеленцой. Нос... ну, обычный нос...чуть горбатый, сломали, наверное... или это потому, что он грандарец?..

– Ладно, с этим ясно. А где он живет?

– Там же, где и я. В Закорючке.

– А в каком ухе у него серьга?

– В левом, маленькая серебряная, с зеленым камнем.

– А в честь чего он ее носит?

Лика задумалась.

– Не знаю. А в честь чего?

Парень засмеялся.

– Никто не знает. Я думал, может, он тебе сказал. Ладно, проходите. Только сразу предупреждаю, Самконг злой как собака, с самого утра на всех орет. – Он распахнул ворота, давая им пройти. Лику он, впрочем, задержал, чуть потянув за рукав.

– Детка, а Таш очень ревнивый? – спросил он ее шепотом.

– Как зверь! – в тон ему ответила Лика и сделала страшные глаза.

– Жаль!

Они пошли по дорожке, ведущей к особняку, стараясь не слишком озираться по сторонам. Это было непросто, потому что жизнь вокруг била ключом, народ шустро сновал туда-сюда, занимаясь самыми разнообразными делами, и наблюдать за всей этой суетой было попросту интересно.

Ни Лика, ни, тем более, Пила, не знали точно, в какой именно части дома находится предмет их поисков, а спрашивать побаивались, как вдруг Лика увидела старого знакомого.