Сантиаго побежал по тротуару, стараясь не упустить девушку из виду. Она повернула за угол, и тут он ее догнал. Сердце его радостно подпрыгнуло, когда он понял, что не ошибся. Андия шла вместе с другой африканкой. Увидев приближающегося легионера, она инстинктивно прикрыла лицо платком и застрекотала что-то на арабском языке. Сантиаго ничего не понял. Вообще-то она обращалась к подружке, которая не переставала смеяться, старательно пряча лицо. Через некоторое время девушка вдруг посерьезнела и замолчала.

— Что ты здесь делаешь, Андия? Куда идешь? Это твоя подруга?

— Мой брат сказал, что тебя демобилизовали и ты уехал в Испанию.

— Нет, Андия, это неправда! Я никогда бы не смог уехать, не попрощавшись. Кроме того, ты же моя девушка — как я могу уехать без тебя?!

Лицо юной африканки вновь осветилось улыбкой. Вторая девушка опять рассмеялась. Сантиаго так сильно нервничал, что переминался с ноги на ногу и все никак не мог придумать, куда девать руки, — он то засовывал их глубоко в карманы, то вновь вынимал.

— Я не обманываю тебя, Андия. Лазаар просил меня больше не приходить к вам. Он говорит, это не из-за тебя, но ничего не хочет толком объяснить!

Андия тоже терялась в догадках, что заставило брата принять такое решение. Она сердито наморщила лобик и схватила подругу за руку:

— Мой брат — большой любитель лезть не в свое дело. Он все еще считает меня маленькой глупой девочкой.

И пошла прочь, вынуждая легионера следовать за ней по пятам. Подруга пристроилась с другой стороны. Они перешли через улицу, и Андия попросила его проводить их на африканский базар. Это место было очень похоже на лавчонки квартала Ата-Рамбла — те же запахи, та же толкотня и столпотворение.

— Ты любишь финики? — восторженно спрашивала девушка. — Нет, лучше изюм. Тебе нравится изюм? Хотя нет, о чем это я…

Она попросила у торговца трубку в красивом чехле и сунула ее Сантиаго:

— Нравится?

— Нравится, Андия. Очень нравится. Но я не могу…

— Я хочу, чтобы ты ее взял. Это мой тебе подарок.

Подружка Андии схватила с прилавка часы и надела их на запястье Сантиаго. Посмотрела и выбрала другие, с ремешком ему по размеру.

— Хаиббила тоже хочет сделать тебе подарок. Она моя лучшая подруга.

Сантиаго не знал, как ему отблагодарить девушек за такое внимание. Он чувствовал себя глупо и неловко. Напористость двух девчонок его обескуражила. Сантиаго попрощался с Лидией, поклявшись, что придет навестить ее, как только Лазаар отправится на маневры. Той ночью он уснул счастливый, не выпуская из рук часов и трубки.

Маневры, о которых Сантиаго Сан-Роман говорил девушкам, на самом деле были специальной операцией вспомогательных войск, проводимой в Амгале, хотя до последней минуты эта информация не разглашалась. Как почти все, что происходило в эти месяцы, передвижения армии осуществлялись в обстановке строжайшей секретности, однако слухи все равно просачивались. В понедельник пятого мая, за день перед отбытием, Лазаар нашел капрала Сан-Романа в полковой столовой. Испанец впервые видел друга в расположении испанских войск и очень этому удивился. Но еще больше его поразили слова Лазаара, явно заготовленные заранее:

— Ты знаешь, завтра я отбываю в составе патруля. — Сантиаго утвердительно кивнул, пытаясь разгадать, к чему тот ведет. — Не знаю, когда вернусь. И хочу попросить тебя об одолжении.

— Проси что хочешь.

Сахарави немного помолчал, собираясь с духом:

— Я хочу, чтобы ты позаботился о моей сестре и остальной семье. — Он сделал долгую паузу, пытливо глядя на Сантиаго. — Я знаю, что ничего плохого с ними не случится, но мне будет спокойнее, если ты за ними присмотришь. Братья еще слишком малы, и головы у них забиты всякой ерундой. Они не совсем понимают, что сейчас происходит в Западной Сахаре.

— Ты говоришь так, будто не собираешься возвращаться.

— Конечно, я вернусь. Но обстановка там, куда нас отправляют, намного хуже, чем нам говорят. Марокканцы набросятся на нас как голодные гиены.

— Да ничего не случится! Мы же здесь! Мы этого не допустим! Легион — это кулак Испании.

— Ты неисправимый оптимист, и это хорошо. И все же… Если я буду знать, что ты в случае чего позаботишься о моей семье, мне будет спокойнее. И будь что будет.

— Мог бы и не просить. Я и так сделаю для них все. Но только пока ты не вернешься.

— Конечно, пока я не вернусь, — ответил африканец с улыбкой.

Они обнялись и с чувством обменялись рукопожатием, глядя друг другу в глаза.

Слова Лазаара привели Сантиаго Сан-Романа в смятение. Это чувство не оставляло его всю следующую неделю. До Эль-Айуна докатывались тревожные вести. Сначала это были неясные, часто противоречивые слухи. Тому, что просачивалось в газеты, верить было нельзя. В конце концов полковые офицеры узнали точно, что произошло. В субботу 10 мая 1975 года патруль вспомогательных войск под кодовым названием «Педро» переметнулся на сторону мятежников. Они захватили в заложники бывших с ними двух испанских лейтенантов, сержанта и пятерых солдат. Это произошло в Амгале. На следующий день то же самое сделал патруль в Мабесе, но здесь испанские военные оказали сопротивление и понесли потери — погибли сержант и рядовой. Остальные шестеро солдат были схвачены в плен и переправлены на ту сторону алжирской границы.

Эти стычки и участившиеся случаи дезертирства все больше накаляли обстановку в Эль-Айуне. Многие в испанской администрации всерьез считали, что дни их пребывания в Африке сочтены. Наиболее оптимистично настроенные, правда, надеялись, что политики найдут устраивающее всех решение, и не спешили менять привычный образ жизни. Однако с каждым днем, точнее, с каждой ночью, на стенах домов появлялось все больше и больше намалеванных краской лозунгов, призывавших к независимости или обличавших политику короля Марокко, добивавшегося на международных форумах независимости для испанской провинции Африки. В городе участились манифестации, порой переходившие в массовые стычки. И испанцы, и африканцы с жаром отстаивали свои интересы.

Сантиаго слушал бесконечные споры, не желая вникать в их суть. Когда Гильермо предупреждал его об опасностях, подстерегающих иностранца в квартале Ата-Рамбла, он просто переводил разговор на другую тему. И при первой возможности спешил в дом Андии. Понадобилось время, чтобы до него дошло, что семья Лазаара симпатизирует повстанцам. Как-то раз кто-то из многочисленных родственников девушки поинтересовался его мнением о происходящем. Легионер гордо вскинул голову и громко, чтобы все слышали, объявил:

— Испанцы не вмешиваются в политику. Я хочу того, что хорошо для вас. Остальное оставляю тем, кто разбирается в этом лучше меня.

Сантиаго Сан-Роман всячески демонстрировал свою толерантность. Когда африканские кварталы изолировали, обнеся колючей проволокой, чтобы избежать бунтов, он использовал форму и нашивки капрала, чтобы проходить внутрь, приносить новости, снабжать семью едой и передавать письма от африканских солдат, на случай тревоги переведенных на казарменное положение.