При выписке из госпиталей раненых танкистов нашей армии направляли в г. Нижний Тагил, где располагался учебно-запасной танковый полк нашей армии. Поэтому даже тяжелораненые танкисты при выписке из госпиталей после излечения попадали к нам, в 4-ю танковую армию.

Эпизод второй. В селе, недалеко от села Малая Чернь, остановилась наша санчасть. Несколько домов были сожжены, торчали только печные трубы. Бросилось в глаза то, что у большого пятистенного дома на дереве был повешен человек. На улице жителей почти не было. Расспросили. Оказалось, дом принадлежал старосте села. Служил немцам. Зверствовал над сельчанами, вот они его и повесили. К нам подошел старик с просьбой помочь похоронить его семью. Мы сразу откликнулись. На вопрос: «Где ваши?» показал на колодец. Колодец старый, заброшенный. Чтобы спуститься туда, нужна веревка или трос. Танкисты полка сосредоточились примерно на километр впереди. У нас веревки не было. Водитель нашей машины побежал к танкистам и вернулся с веревкой и двумя танкистами. Спустился в колодец и вытащили четыре трупа. Две взрослые женщины, мать и дочь, девочка-подросток и маленькая, примерно 3–4 лет, девочка с белокурыми курчавенькими волосиками. Произошло следующее. Фашисты начали насиловать девочку, ей 14–15 лет. Мать и бабашка вступились. Разъяренные фашисты застрелили двух женщин и девушку, а маленькая девочка сильно плакала. Они и ее застрелили. Подожгли дом. Дед был в подвале. Поэтому спасся. Похоронили у сгоревшего дома. На похороны собралось много сельчан. Кто принес доски, кто гвозди и др. Похоронили в двух гробах. В полку этот случай обсуждали. Конечно, ненависть к фашистам удесятерилась. Фашист и зверь — синонимы, их надо уничтожать. Таков был итог всех обсуждений. Заместитель по политчасти майор Коваленко мне говорил, что мы очень правильно поступили, похоронив погибших. Да, это был яркий пример того, как ведут себя фашисты на нашей земле.

Эпизод третий. Полк сосредоточился для очередной атаки. Я уже говорил, что мы буквально прогрызали оборону противника. Немцы упорно сопротивлялись днем, а ночью поджигали и отступали на заранее подготовленные позиции. В занятых у немцев траншеях были наши мотострелки. Батальон из нашей бригады. Танкисты располагались метрах за 800 сзади от пехоты. Я пошел в траншею на передний край. Добирался по ходам сообщения, по отсечным траншеям. Шел с целью подобрать блиндаж, где бы мог разместиться медпункт при наступлении. Меня всегда сопровождал ординарец — Коля Петров, 18-летний паренек. Его мне дали из роты автоматчиков. По штату мне ординарец положен не был. Попали под бомбежку. Немецкие «Ю-87» пикировали с таким жутким воем, что очень сильно давило на психику. Кроме бомб, сбрасывали пустые бочки, обрезки рельс и др. Все это создавало неимоверный шум. Одна из тяжелых бомб разорвалась недалеко. Меня засыпало. Я очнулся, когда Коля приводил меня в чувство. Оказалось, он находился метрах в 15 от меня. Его тоже засыпало, но немного. Он откопался и откопал меня. Я был без сознания. Я очнулся тогда, когда он колдовал надо мной. Взвалил меня на плечи и отнес в ближайшую санчасть. Меня там осмотрели. На затылке слева ранка. Обработали. Вкололи морфий. Я спал. Коля будил меня для того, чтоб я поел. Ребята с батальонного медпункта (нашей бригады) почему-то не сообщили в полк. Несколько дней я у них спал. Морфий делал свое дело. Из полка кто-то видел, как меня засыпало, и сообщили в штаб. Писари постарались и отправили извещение на Родину о том, что погиб смертью храбрых. В народе такие извещения окрестили похоронками. Пришли мы в полк. Там великое удивление, ведь они меня похоронили. Потом был смех. Заместитель по политчасти сказал: «Ничего. Будешь жить долго». Ссадина на затылке заросла. Шрам-рубец остался. Через много лет потребовалось сделать рентген черепа. Обнаружилось, что был перелом левой теменной кости. Это оказалось мое первое ранение.

В 1985 году на встрече ветеранов 4-й танковой армии в честь 40-летия Победы мы с Колей Петровым встретились. Радость и слезы. Воспоминания. Он после демобилизации обосновался в Средней Азии. Мы долго переписывались. Развал СССР прекратил нашу переписку.

Эпизод четвертый. После освобождения одного из больших сел, кажется Мощеное, полк сосредоточился на окраине села, на скошенном пшеничном поле. Хлеб был собран в копны. Танки и наши санмашины замаскировали снопами пшеницы. На первый взгляд все нормально. То же поле и те же копны. Немецкие самолеты внесли свои коррективы. После первой бомбежки от взрывных волн все снопы разлетелись, и наши танки стали голенькими, т. е. открытыми мишенями. Бомбежка длилась с 8 утра до пяти вечера с перерывом с 12 до часу дня. Как потом выяснилось, мы испытали на себе 1,5 тысячи самолето-вылетов. Одна волна самолетов уходила, другая заходила. Пережить бомбежку самое безопасное — это в танке. Я тоже забрался в танк, но после следующей серии бомб выскочил из танка и скорее в щель. В щели уже было трое. Практически мы были друг на друге. В одном из перерывов — одни самолеты отбомбились, другая волна была на подходе — перебрался в кювет у грунтовой дороги. Ощущение жуткое. Бомбу видно, как она летит, и кажется, что это твоя. В танке выдержать бомбежку трудно, потому что закрытое пространство, осколки бомб, ударяя о броню, создают в танке искры от окалины. Они как шмели, танк качает, как на волнах. Танкисты часто прячутся под танк. Это было серьезной ошибкой. Осколки, пробивая катки или попадая между катков, поражают сразу людей или, ударяясь о днище, поражают рикошетом. Санитарные машины тоже были взрывами освобождены от маскировки. Недалеко от специализированной нашей санитарки разорвалась бомба. Машина разлетелась, как карточный домик. Но удивительно, в машине лежал на носилках тяжелораненый. Его не эвакуировали потому, что медсанбат передислоцировался, и мы пока не знали, где он. Раненый вместе с носилками был выброшен. Но не получил ни одной дополнительной царапины. Бывают чудеса. В санитарке было почти все наше медимущество. Все погибло. Когда узнали, где медсанбат, пришлось ехать и выколачивать все необходимое. Медицинские снабженцы, как и все снабженцы, когда что-то выдают, то впечатление такое, что ты залазишь к ним в карман. Тут нужна напористость и нахрапистость. На удивление, ни один танк не был выведен из строя. Вообще-то прямое попадание бомбы в танк явление чересчур редкое. Я такого случая в полку не помню. Среди танкистов было несколько раненых, и все. Ранения под танками. Впоследствии на это явление (ранения под танками) мы обращали внимание на медицинских занятиях.

Эпизод пятый. Недалеко от станции Хотинец мы были вынуждены задержаться. Приказ же гласил, как можно быстрее перерезать железную дорогу Орел — Брянск. Немцы на небольшой высоте укрепились. Закопали танк и установили орудия. Попытка сбить противника с ходу успеха не имела. Танки отвели на расстояние, недосягаемое для прямого выстрела немецких танков и орудий. Вперед выдвинулись рота автоматчиков, рота ПТР и мотострелки. Атака не удалась. Потери были большие. Сообщения поступали о большом количестве раненых. Эвакуировано же было немного. Я пошел в роты разобраться и организовать эвакуацию раненых. Раненых действительно было много. Находились в нескольких бывших немецких блиндажах.

Легкораненые не уходили самостоятельно потому, что не знали расположения медпунктов. Оказалось, что офицеры этой информацией располагали, но не довели до всего личного состава. Санинструкторы и медсестры тоже оказались не на высоте. Легкораненых отправил. Они добирались самостоятельно. Для тяжелораненых вызвал машину. Остановилась она не так далеко. Боженко, Кузнецов и Беседа с помощью автоматчиков стали переносить раненых к машине. Машине потребовалось сделать не один рейс. Командовали ротами раненые офицеры. Я их тоже отправил с другими ранеными. Получилось так, что роты остались без офицеров. Командовали сержанты. Командиры рот просто не докладывали о своих ранениях. Телефонный звонок сверху. Требовали к телефону кого-либо из офицеров. Звонил начальник штаба бригады подполковник Щербак. Так как строевых офицеров не было, телефонист позвал меня. Для меня и сейчас не понятно, как получилось, что начальник штаба бригады через голову командования полка связался непосредственно с передним краем. Возможно, потому, что с нами вместе были и мотострелки. В резком тоне, с угрозами требовал опрокинуть немцев. Я пытался доложить, что я доктор. Мало смыслю. Ругань и опять угрозы, и положил трубку. Так как угрозы частенько исполнялись, мне стало не по себе. Доложил в штаб полка. Заместитель начальника штаба старший лейтенант Меркулов ответил: «Ты получил приказ, вот и выполняй». Надо было что-то делать. Собрал в землянку младших командиров, старых солдат, личный состав больше десятка человек. Сколько, точно не считал, и объяснил суть дела. Откровенно сказал, как выполнить этот приказ, я не знаю, давайте думать вместе. Такая постановка вопроса для присутствующих была неожиданна. Через пару минут молчания начались высказывания. Предложения встречали возражения, даже споры, перепалки. Я пока помалкивал. Наконец пришли к наиболее выгодному варианту. Ночью, перед рассветом, снять без шума часовых и опять же тихо с флангов добраться до немцев. Все получилось. Я уже говорил, что немцы продолжали быть самоуверенными и беспечными. Ночью положено спать. Завязалась драка уже на позиции немцев. У немцев паника, и они побежали. Наши солдаты сразу же развернули в сторону немцев пушки и башню танка. Наши потери были небольшие. Несколько раненых. Заняли позиции для обороны. Я доложил в штаб полка и просил как можно скорее прислать помощь. Немцы могли вот-вот перейти в контратаку. Возглавить подразделения пришел заместитель начальника штаба Меркулов. По его поведению я понял, что он не среагировал на мой доклад о получении приказа Щербака и получил хорошую взбучку. Доклады об этом бое пошли по инстанции. С большим удивлением узнавали, что бой выигран под командованием доктора. Так я невольно стал известен старшим начальникам. Для себя сделал вывод: надо не пренебрегать советами младших. Это осталось на всю жизнь. С утра наши части пошли вперед. Немцы всякими путями старались задержать наше движение вперед. Но полк с десантом мотострелков выбил немцев со станции Шахово. Поставленная задача была выполнена. Железная дорога перерезана. Бросилось в глаза то, что железнодорожные рельсы через каждые 25–30 метров были взорваны. Еще не полностью выветрился запах взрывчатки. Боевых эпизодов было множество. Обо всех не расскажешь и все не опишешь. Орловская операция подходила к концу. Освобождено от врага много населенных пунктов. От многих деревень остались головешки после пожаров и печные трубы, как памятники. Если на немецкой стороне зарево, то это говорило о том, что немцы жгут селения и отступают. Освобожден г. Орел. Первая благодарность Верховного Главнокомандующего и первый салют освободителям Орла и Белгорода. В их числе и мы — наша 4-я танковая армия. У нас в полку осталось мало сил и средств. Не только у нас. В других частях такая же картина. 4-я танковая армия была выведена на переформирование. Нашему полку было отведено место дислокации на опушке брянского леса, около трех километров от села Песочное и в семи километрах от г. Карачева. О Карачеве надо сказать несколько слов. Ни одного дома не разрушенного не было. Руины. В Карачеве действовали специальные подразделения подрывников и поджигателей. Карачевский метод они использовали на протяжении оставшихся лет войны.