образов, ничем особенным не отличившихся? Попробуй-ка ответить на вопрос, а с этими-то что?)

Пока таким образом получается — та плоть и кровь, которую дали вкусить во время памятной вечери, согласно сказанному, это всё освобождает съевшего, испившего, от бремени проклятия, которого иначе не избыть? А эти, в храме, ночью, что? Собравшись представителями всех колен, полны стремления призвать на всех евреев все блага земные как на народ, по-прежнему избранник Божий? Что, видимо, происходило и в иные времена, происходило раньше. Но теперь, к Создателю, при этом повествуя о чудовищности зла свершённого, взывает вместе с прочими из тверди этой, столь бушующей-пылающей, кровь самого Иисуса, суть Христа? А кровь, согласно в Торе писанному, и есть душа. Но дух Иисуса, на глазах таких, вкусивших эту плоть и кровь во время памятной вечери, наполнившись Светом сияющим, как надо понимать, тогда вознёсся до Небес. Понятно, что евреи, совершившие то умерщвление и совершающие этот тайный ритуал, тогда, соблазнились обещаниями некого всеобщего и непомерного в размерах счастья. Но то, что отношение к евреям по всему немаленькому миру, говоря мягко, лишено любви, могло бы хоть кого-то из таких пытаться натолкнуть на мысль, что это всё имеет место далеко не просто вдруг и без причины.

И что же получаем при такой организации за особенный особый ритуал? Люди толпой собрались, кроме этих больше не было, по сути, никого, с обратной стороны от входа и прохода к Гробу. Петь, призывая, под такими сводами, наверное, можно. Но попытаться разжигать огонь какой-то ритуальный? Что-то сомнительно. Друг друга в этой толпе основательно теснили, откровенно, в общем-то, толкались, словно старались оказаться в зоне, или же вне зоны некого воздействия. А может, то, что, словно бы в ответ на прозвучавшие призывы, но уже после, потом, днём, и спускается с Небес, и есть лишь отблеск от теми устроенного, этого ночного ритуального горения? Такого, призванного пламени? Но само пламя, этот Огонь, на первый взгляд лишь отблеск истинного, столь желанного молящимися Света? Если всё таким образом закручено, то всё, что призвано дарить такой особый Свет, должно возникнуть именно тогда, когда вокруг и всюду доминирует та Тьма. И что как результат? Душа, свободная от грязи недостойных, низменных страстей, вспыхнет достойно. А то, что обернётся грязными, марающими чувствами? Ведь из-за таких подобный дух и будет не просто лишь одаривать сиянием, светить, здесь запылаешь чувствами раскаянья, стыда, позора! И это будет жечь, раз всё открыто взгляду, будет нещадно донимать набором из каких-то чувств, более близких точно уж не к чувствам благостным, а к наказанию! Как надо понимать, похожее начнёт терзать, таким принуждая самому себе начать желать разрушиться, исчезнуть, стать ничем, нигде, никак, с одной только надеждой — получить потом возможность вновь вступить, пусть испытав зачатие, рожденье, всё в столь желанный мир, чтобы иметь возможность вновь, опять пройти подобный путь, уже раз пройденный, только на этот раз не замаравшись. Пусть достижения уже свершились и, как покажется, достиг по ходу дела уровня действительно высокого, случилось, раз, и вновь среди такого стать ничем, и, в виде следствия, по факту оказаться вынужденным вновь начинать с такого состояния простейшего зачатья внутри какой-то новой плоти. А это ли не самое ужасное из всех возможных наказаний? Считать себя, возможно, лучшим, и открыто, ярко и гордясь почитать себя таким, кому всё, без какого-либо исключения простится, а в результате оказаться перед нескончаемой и бесконечной вереницей образов свершённых дел, неправедных, самых разнообразных дел. И ликов всяческих, которые, сомнения не вызывает, пострадали. По ходу дела начиная от обычной курицы, что умертвили ради насыщенья. И оправдаться здесь нельзя. Да, может и не знал о таком, что, перед пасхой, и в процессе совершаемого ритуала, то благо призывали среди прочего и на таких, но явно объяснимой и понятною дорогой к своему спасению тогда не шёл? И что, теперь просто спасения захочется просить?

Теперь немного о дороге, ведущей к спасению некому. Что здесь имеем? Среди иного вроде бы даровано в виде начала крещение. Такая первая из процедур, в предельную простоту которой, всюду, постоянно и как не крути, а упираются в достаточном количестве многие. Что же касается искомой сути? Общеизвестный Иоанн, потому и прозываемый всеми Креститель, начал проводить процедуру этого крещения ещё до начала активного восхваления самого Иисуса Христа. Что именно понял в особенном и достаточно разном, о чём чего-то толковали Иоанну те, кто пытался ставшего Крестителем ну хоть чему-то и явившись непонятно откуда, в отношении подобной процедуры учить — бросается в глаза, что, увы, но очень, удручающе немного, это-то сразу заметно. Больше похоже, что попросту проникся самым нелепейшим страхом благим перед таким, что вдруг явилось, после чего и начал всюду и везде, как сказали, разных людей и себя водою с благоговением поливать, имя поливаемого при подобных трудах называя. При этом, и зачем такое нужно вдруг, и к чему это всё, не только ничего не выяснил, не уточнил, но, даже и узнать о таком хоть что-нибудь желания не заимел, как и подумать о происходящем ну хоть с крошечным намёком на желание выяснить истину. А между тем, рассмотрим. В чём сама суть процедуры. Первая, главная суть — омовение того, кто проходит крещение, с наречением такого омываемого по-новому именем. Имя может быть и таким же, что было и раньше, важно, чтобы после такого, от головы, омовения имя новое было названо. Теперь то, что нёс на себе, омытый при возникновении из материнской утробы обычной кровью рождения, приобретает иное звучание. Книги Святые твердят, что кровь сутью своею есть главный носитель души, и потому-то для Бога имя теперь словно омыто от крови рождения. Что же касается звучащих призывов некими благами как-то и кого-то одаривать, и всё основываясь исключительно на таком, как по рождению относишься ли, или нет к иудейским коленам двенадцати, с этим всё-таки неясность какая-никакая присутствует, но, видимо, здесь тоже что-то всё-таки, а не понравилось. Ну, а иначе, с чего было столь по серьёзному и ополчаться на того, кто подобным образом крестит, если всё это не более, как омовение с повторным новым присвоением старого имени? Но это-то всё из того, что касается в книгах написанного. Что же касается выясненного, во всяком случае на данный момент, то, что здесь имеем: Прежде всего, сразу понятно, что омовение перед молитвой даже побольше чем просто достаточно важно. Всякий желающий может прочесть об этом не только в христианской литературе, но