Она поняла, почему сообщения об убийстве Челси Харт привлекли внимание Билла Харрингтона. Как и Челси, Робби была белой молодой блондинкой, перед смертью она ходила в один из нью-йоркских баров, хотя в ее случае заведение не было таким роскошным, как «Пульс».

Элли взяла трубку и набрала номер, который Харрингтон оставил на «горячей линии» полиции. Она обратила внимание на код округа Нассау, потому что в деле упоминался питтсбургский номер.

— Алло, — ответил прокуренный голос.

— Это детектив Элли Хэтчер, полицейское управление Нью-Йорка. Могу я поговорить с Биллом Харрингтоном?

— Я слушаю.

— Вы звонили на «горячую линию» по поводу дела, которое мы ведем?

— Звонил. И теперь чувствую себя глупо. Я ничего не знаю об этой бедной девочке, кроме того, о чем уже сообщалось в новостях. Позвонил и тут же пожалел об этом. Воображение старика может увести вас в сторону от стоящих версий.

Элли поняла, что восемь лет назад этот человек уже испытал, что такое ложные пути и звонки всяких чудиков.

— Пожалуйста, продолжайте. Расскажите мне, почему вы позвонили.

— Это наверняка покажется безумием, но мне на днях приснился сон, и я думаю, что это послание от Робби. Поэтому я и позвонил. Не ради себя. Ради нее.

Слова этому человеку давались нелегко, но картинка у Элли мало-помалу складывалась. Фланн Макилрой, три года назад искавший дополнительную информацию по убийству Робби, набрел на Билла Харрингтона. К тому времени Билл вышел на пенсию, теперь они с женой Пенни жили в Майнеоле на Лонг-Айленде. Прошел год с тех пор, как они в последний раз говорили о деле своей дочери с представителями Полицейского управления Нью-Йорка.

— Поначалу, когда след уже остыл, мы звонили каждый месяц или вроде того. Обычно звонил я, не Пенни. Затем месяц превратился в квартал, а затем я звонил каждый август, в годовщину. В конце концов Дженна, наша старшая дочь, убедила нас, что нужно продолжать жить, что необходимо смириться с тем, что мы так никогда и не узнаем, кто отнял у нас нашу девочку. Я думаю, главная причина, почему Пенни хотела перебраться поближе к Нью-Йорку, — это желание показать, что она не забыла Робби. Поселившись ближе к городу, в котором так стремилась жить наша девочка, моя жена пыталась оказаться ближе к дочери, пусть даже теперь уже слишком поздно.

— Господин Харрингтон, прошу прощения, что мой звонок заставил вас заново пережить все это. — Элли надеялась, что ее решение поговорить с этим человеком было правильным.

— Я же сказал, что пережить все это меня заставил сон. Ведь это я вам позвонил, помните?

— В своем сообщении вы упомянули слова Фланна Макилроя, который считал, что были и другие девушки. Что вы имели в виду?

— То, что сказал он, когда звонил нам три года назад. За несколько месяцев до этого он работал над каким-то другим делом, и перерыл кучу старых бумаг, я полагаю, в поисках сходства. Он сказал, что его дело было чем-то вроде внутреннего расследования. Но в процессе изучения всех этих старых бумаг ему показалось, что он заметил связь между смертью Робби и несколькими другими нераскрытыми делами.

— Он что-нибудь говорил про эти другие дела?

— Никаких имен, ничего такого. Он сказал, что другие девушки были того же возраста, и тоже вышли поразвлечься, а потом до них кто-то добрался.

— У него были какие-то зацепки? Я все пытаюсь понять, зачем он звонил вам, если у него не было никаких версий.

— Я точно помню, зачем он звонил. Он сказал то же самое: что извиняется за беспокойство и не позвонил бы, если бы не считал это важным. Хотя я очень удивился, поскольку не понимал, чем ему мог помочь комментарий постороннего человека.

Комментарий постороннего. Пальцы Элли непроизвольно стиснули трубку в ожидании того, что собирался сказать Харрингтон. Она отгоняла от себя ноющую тревогу, которая выдернула ее из бара и заставила предпринять этот шаг. Ей хотелось, чтобы у Фланна была другая причина для звонка.

— Он хотел поговорить с Пенни о чем-то, что она сказала на опознании.

Элли сразу поняла, какая фраза в объемистом полицейском отчете заставила Фланна позвонить. Та же строчка выгнала ее из бара раньше, чем она собиралась уйти. «Мать убитой опознала ее, но сказала, что волосы убитой выглядят странно».

— Что именно хотел узнать детектив Макилрой? — спросила Элли. — Может, мне лучше поговорить непосредственно с вашей женой?

— Не получится. У Пенни Альцгеймер с ранним началом. В прогрессирующей стадии.

— Мне очень жаль.

— Такие вот дела. Порой она меня узнает, только не понимает, почему я так постарел. Единственное преимущество, которое я вижу в ее состоянии, — она не помнит об убийстве Робби. То ли она вообще забыла дочерей, то ли помнит их только маленькими, когда мы все вместе жили в Питтсбурге.

— А когда звонил Макилрой, она еще не утратила память?

— Ее память уже угасала, но тогда Пенни еще была со мной дома. Она сама с ним говорила, а я пару раз вмешивался, пытаясь выяснить, чего хотел детектив. Но так и не понял.

— Пожалуйста, припомните момент, когда она после опознания сделала это замечание. Она никак не объяснила, что имела в виду?

— Если честно, нет. Увидев Робби на столе, она вдруг сказала, что у нее странно выглядят волосы. Она вспоминала об этом снова, когда мы ехали домой. Но это было, скорее, сожаление, что мы редко видели Робби после ее отъезда в город. Мне кажется, Пенни, как любая мать, считала, что должна быть в курсе всех перемен во внешности дочки.

— Но вы точно не знаете, что это за перемены?

То, что волосы Челси Харт были жестоко обрезаны, пока не разглашалось, и Элли не хотелось посвящать в эти подробности Харрингтона. Но, похоже, подобную перемену в облике Робби наверняка заметили бы не только ее родители.

— Мне показалось, что волосы у нее коротковаты, но Пенни почему-то это сильно обеспокоило; она сказала, что такая прическа совсем не во вкусе Робби. Я не слишком в этом разбираюсь, так что точнее сказать не могу, а спрашивать у жены было уже поздно. Я пытался, много раз, но она лишь твердила, что Робби нравилось носить длинные волосы. Нет, погодите — потому что Робби что-то делала, чтобы они аккуратнее смотрелись, мне кажется, она стригла их чуть выше плеч.

— Так, простите, что имела в виду ваша жена?

— Не знаю, как выразиться, но, по словам Пенни, Робби любила, чтобы волосы были… понимаете, ровные. Вокруг, по всей голове, как тогда носили большинство девушек. Ей не нравилось, когда они разной длины, такими клочками, как теперь модно: снизу длиннее, сверху короче.

— Вы про челку, когда волосы коротко подстрижены над бровями?

— Ну да. Челка. Когда детектив Макилрой звонил нам несколько лет назад, мне все-таки удалось заставить Пенни сосредоточиться, и она мне сказала, что Робби не любила челку. Очевидно, так она и была подстрижена, когда ее убили.