Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Давайте обратимся к телевидению. В «Факторе страха», идущем по каналу NBC, мы видим участников отвратительных состязаний, пожирающих червей и насекомых. В «Ученике» мы слышим небрежные указания: «Вы уволены». Разве Саймон Кауэлл не прославился своей способностью ходить на цыпочках? И меня бросает в дрожь при мысли о том, что происходит в груди Анны Робинсон, когда она находит проигравшего своим сладострастным, хирургически точным взглядом и объявляет, как некая безумная доминатрикс:[32]«Вы — слабое звено. До свидания».
Но передача в рамках культуры норм и стандартов поведения составляет лишь одну часть социобиологического уравнения Пинкера. Усвоение обществом этих норм в качестве общепринятого кодекса поведения до тех пор, пока они не станут «второй натурой» людей, — это совершенно другая вещь.
Рассмотрим в качестве примера финансовую сферу. Жадность и коррупция всегда были уделом большого бизнеса — начиная со спекулянтов времен Гражданской войны в США и заканчивая скандалами по поводу спекуляции ценными бумагами на основе конфиденциальной информации, которые разразились в капиталистической Британии эпохи Тэтчер в 1980-х. Однако похоже, что новое тысячелетие знаменовало собой такой подъем корпоративной преступности, какого не знала ни одна эпоха. Аферы с инвестициями, конфликты интересов, ошибки правосудия, вечные трюки с мошенничеством и растратами в настоящее время дошли до беспрецедентного уровня. Как по частоте встречаемости, так и по финансовому размаху.
Корпоративные аналитики ссылаются на особое стечение обстоятельств в сегодняшнем загрязненном климате бизнеса. Одним из этих обстоятельств является алчность — суть характера Гордона Гекко.[33]Но нельзя забывать и о так называемой «черной (партизанской) бухгалтерии». Как только Уолл-стрит и Лондонская фондовая биржа ожидают получения прибыли, а сложность и скорость заключения сделок начинают расти экспоненциально, неожиданно становится модным действовать в обход правил и напускать туман.
«Учитывая бесконечную сложность ценных бумаг, методов бухгалтерского учета и совершения деловых транзакций, стало гораздо проще скрывать мошенничество», — отмечает Сет Таубе, старший адвокат по разрешению хозяйственных споров.
Клайв Р. Бодди, бывший профессор Ноттингемской школы бизнеса, прямо говорит об этом; в недавнем номере Journal of Business Ethics он заявил, что причиной всех неприятностей являются именно явные психопаты. Бодди объясняет, пользуясь выражениями, похожими на те, которые употребляют Боб Хэер и Пол Бабияк, что психопаты извлекают преимущество из «относительно хаотичной природы современной корпорации», в том числе из «быстрых изменений, постоянного обновления» и высокой текучки кадров среди «основного персонала»; эти обстоятельства не только позволяют психопатам делать карьеру благодаря сочетанию «экстарвертированной личной харизмы и очарования», попадая в начальственные кабинеты главных финансовых институтов, но и «делают их поведение невидимым» и, что еще хуже, позволяют психопатам «выглядеть нормальными и даже идеальными руководителями».
Из анализа Бодди следует, что, заняв вожделенное начальственное кресло, эти корпоративные Аттилы «могут влиять на моральный климат всей организации» и наслаждаться «большой властью».
Свою статью Бодди заканчивает резкими обвинениями. Он приходит к заключению, что именно психопаты виновны в мировом финансовом кризисе, поскольку их «бесхитростное стремление к личному обогащению и возвеличиванию, на фоне игнорирования всех остальных соображений, привело к отказу от старомодной концепции noblesse oblige (“положение обязывает”), равенства, справедливости и любого другого реального представления о социальной ответственности корпораций».
Трудно отрицать, что в чем-то автор прав.
Однако, с другой стороны, Чарльз Элсон, глава Центра корпоративного управления Вейнберга в Университете Делавера, заявляет о вине общества в целом. Он предлагает вместо того, чтобы обвинять во всем «жирных котов», возложить также ответственность на культуру моральных преступлений, когда истину натягивают на каркас сентенциозного эгоизма, а нравственные границы проводят, не руководствуясь честными картографическими принципами.
По мнению Элсона, водоразделом (по крайней мере в Соединенных Штатах) стало любовное приключение президента Клинтона с Моникой Левински. И тот факт, что оно мало отразилось на администрации, семье и (в значительной степени) наследии президента Клинтона. Так это или не так, но честь и доверие продолжают обесцениваться. Полиция находится под давлением институционного расизма. Спорт — под давлением широчайшеголрименения допинга. А церковь обвиняют в растлении несовершеннолетних.
В этом участвует и закон. После похищения Элизабет Смарт в Солт-Лейк-Сити адвокат, представляющий интересы Брайана Дэвида Митчелла — бездомного уличного проповедника, который похитил, изнасиловал и держал в заточении четырнадцатилетнюю Элизабет в течение девяти месяцев (по свидетельству самого Смарта, он насиловал ее практически каждый день на протяжении всего этого времени), убеждал судью помягче отнестись к его клиенту на основании того, что «мисс Смарт пережила это. Преодолела это. Восторжествовала».
Если в суде начинают петь такие песни, то скоро там начнут и танцевать.
Я сказал Пинкеру, сидя с ним за пивом и попкорном в клубе Гарвардского университета, что нам в руки попала головоломка. С одной стороны, у нас есть доказательства того, что общество становится менее жестоким, а с другой — оно становится все более психопатическим.
Он поднял хороший вопрос: «Прекрасно. Давайте скажем, что общество становится все более психопатическим. Это не значит, что оно должно погрязнуть в волне насилия. Большинство психопатов, как я понимаю, не склонны к насилию. Они склонны причинять эмоциональную, а не физическую боль…
Конечно, если психопатия обретает опору, мы можем увидеть незначительное увеличение показателей жестокости по сравнению с тем уровнем, который отмечался сорок или пятьдесят лет назад. Но скорее мы начнем выявлять различия в паттернах насилия. Оно может стать более случайным. Или совершаться с применением каких-то орудий.
Я думаю, что общество станет очень психопатическим с нашей точки зрения и захочет жить так, как будто мы снова вернулись в Средневековье. Но с чисто практической точки зрения подобный уровень манифестации просто недостижим.
Я бы никоим образом не удивился, если бы в личностном или межличностном стиле за последние несколько десятилетий обнаружились некие мелкие флуктуации. Но обычаи и этикет современной цивилизации так глубоко въелись в нас, стали настолько неотъемлемой составной частью нашей лучшей половины, что вряд ли их можно извратить и направить в сторону темной половины с помощью свинга или скорее легкого подталкивания локтем».