Хорошо хоть, что Ксения почти сразу после этого, что-то невнятно прошептав, убежала к себе наверх и не увидела, как я раскраснелся.

Во всяком случае, надеюсь, что не увидела. Федор же точно ничего этого не заметил – смотрел куда-то в сторону, а то вообще стыдоба. Называется, спасаю брата, а сам в это время к его сестре...

Словом, надо заканчивать, иначе...

Но и тут додумывать не решился – страшно.

Вместо этого, откашлявшись, я предложил Федору обсудить и уточнить кое-какие детали, дабы соблюсти максимальную маскировку, на случай если Басманов по приказу Дмитрия выставил возле подворья Годуновых тайных соглядатаев или завербовал в осведомители кого-то из их дворни.

Царевич согласно кивнул, однако начал с того, что попросил у меня... прощения. Дескать, был миг, хоть и краткий, когда он обо мне плохо подумал, решив, что я и тут посоветую ему смириться, потому что я не видел того, что видел он... во сне.

– Я ить не все тебе о снах своих сказывал, – глухо произнес он, отвернувшись куда-то в сторону. – Тамо мне еще и сестрицу показали, с коей Дмитрий... – Он осекся и умолк, нервно комкая в руке платок.

Вид у него был тот еще. Лицо красное, причем не сплошь, а в каких-то багровых пятнах, скулы вновь яростно окаменели, но обошлось без слез. Оказывается, гнев или ненависть одинаково хорошо их сушат.

Еще на подступах к глазам.

Думать и гадать насчет пророческого сна моего ученика я не стал – нет времени, хотя зарубку в своей памяти оставил, но только для Петровны, поскольку такие штуки больше по ее части, ибо припахивают мистикой, и кому, как не ведьме, в них разбираться, даже если она и бывшая.

Хотел было пояснить, что мне и самому было похожее видение, но, подумав, не стал. Годунов лишь еще больше перепугается, а толку? Он вон и так...

– Дальше не продолжай, – мягко произнес я, дружески положив ему руку на плечо. – Без того понятно. – И ободрил: – Ты, главное, сильно не переживай. Мало ли какой сон может присниться. Тебе вон и собственную смерть показали, но ты ж до сих пор жив и здоров.

– Твоими молитвами... – угрюмо протянул он.

М-да-а. Вот тут ты, парень, пальцем в небо. Если бы я за тебя молился, вместо того чтоб дело делать, навряд ли мне довелось бы сейчас сидеть подле тебя. Разве что возле твоей могилки на кладбище для нищих, что близ Варсонофьевского монастыря.

Но вслух свои сомнения выразил более деликатно:

– Одни молитвы нам с тобой здесь навряд ли помогут, так что давай перейдем к делам насущным. Я думаю, что если люди Басманова будут за нами наблюдать, то мы...

Дальнейшее обсудили быстро, хотя Петра Федоровича я опасался зря.

Как ни удивительно, но боярин оказался целиком на моей стороне, что и доказал на следующий день. Зато на этот...

Так получилось, что судьба в очередной раз сделала финт ушами и препятствие моей задумке выставила совсем с другой стороны, откуда я вообще его не ожидал.

На сей раз называлось оно... Марией Григорьевной Годуновой.

Посвятить ее в наш замысел все равно было необходимо, так что Федору пришлось звать свою матушку, которая взбеленилась, как только узнала о желании Дмитрия оставить их в Москве, – едва успокоили, а во второй раз после того, как я рассказал ей о своей задумке.

Признаться, я не ожидал, что даже при всей своей неприязни ко мне она столь решительно выступит против.

То ли царица встала против всей затеи потому, что она исходила от меня, то ли потому, что ей сделалось обидно, ведь наш план подразумевал спасение и тайный вывоз лишь одной Ксении. Хотя вроде бы неглупая баба и должна понимать, что с двумя сразу у меня этот фокус не пройдет.

А может, и впрямь внешние правила приличия были для Марии Григорьевны так важны, что она во имя них собиралась наплевать на спасение собственной дочери.

К тому же она время от времени столь загадочно косилась в мою сторону и отпускала столь двусмысленные намеки, что я вообще растерялся.

До сих пор не понимаю, почему почтенная вдовушка решила, будто весь мой замысел направлен исключительно на то, чтобы умыкнуть невесту из-под носа у Квентина и, разумеется, сразу предъявить свои права на освободившееся местечко.

Унять разбушевавшуюся вздорную бабу было тяжеленько, хотя мы наседали на нее аж с трех сторон одновременно. Нет, Ксения Борисовна, которая тоже спустилась к нам вместе с матерью, преимущественно помалкивала, только умоляюще смотрела на меня, на брата и... на отца Антония.

Его я предусмотрительно вызвал в трапезную еще до появления женщин – как чуял – и успел до прихода царицы посвятить в нашу задумку.

Признаться, были у меня опасения и на его счет. Вдруг тоже начнет выступать против, мол, грешно обманывать и так далее. Но к чести священника отмечу, что он-то мигом заподозрил неладное в требовании Дмитрия оставить царевну в столице и потому целиком и безоговорочно встал на нашу сторону.

– И тебе не стыдно, батюшка?! – наседала Мария Григорьевна на священника. – Обман ведь задуман.

– Есть святая ложь, коя во спасение, – удачно парировал он. – К примеру, обмануть диавола вовсе не грех. – И осекся, принявшись торопливо пояснять: – Не помысли, что государь наш...

Словом, в ход шло все, включая обильное цитирование Библии вкупе с чисто практическими доводами с моей стороны.

В конце концов кончилось тем, что Ксения разревелась и убежала на свою половину, а я, воспользовавшись ее отсутствием, заявил прямо:

– Ты, Мария Григорьевна, утверждаешь, что ничего страшного от ее временного пребывания в монастыре не приключится и от царевны не убудет. Но это если действительно Дмитрием Иоанновичем задумана ее свадебка с Квентином. А если нет?

– Как это нет? – не поняла она.

– Очень просто, – жестко произнес я, покосился на Федора и выдал ей подробный расклад дальнейших событий, причем ссылаясь не на сон царевича, а на то, что я их якобы видел.

А как еще объяснить этой дуре, которая разумных доводов не слушает, аргументов не воспринимает, возражения откидывает в сторону, а на факты плюет.

Подробностей, правда, избегал, но в конце, чтобы все расставить на свои места, влепил без всякой пощады:

– Потому и мыслю, что ныне Дмитрий Иоаннович жаждет не свадебки, а совсем иного – взять ее в свои наложницы.

Царица вытаращила на меня глаза, пошатнулась и как-то тяжело, по-бабьи, шмякнулась. По счастью, не на пол, а на лавку, возле которой стояла.

– Федор Константиныч, – с упреком протянул захлопотавший возле нее сын, – ты уж и впрямь того... Да и не посмеет он. Вот ежели в женки... – И с надеждой: – А спутать ты никак не мог? – Но тут же стушевался и помрачнел, очевидно вспомнив свое сновидение. – Хотя да...