Шрифт:
Интервал:
Закладка:
О'кей. Допустим, Оболонскому не померещилось, в машине был именно армянин, и сидел в ней не случайно. Но почему следил с таким опозданием? Спохватился? Чушь. Эти впиваются, как голодные вампиры. Стало быть, Оболонского тогда действительно не отследили. По его же рассказу, он что-то почуял и быстро сел в такси. Потеряли. Лопухнулись. Стали искать, а как? Он хвастался другу Георгию, что назвал ложное имя-отчество. Человек частный, одинокий. Не факт, что москвич. Даже если фото с камер наблюдения размножили – по базам не пробьется, если с криминалом не связан. Хрен найдешь.
О'кей. Дальше прошло почти девять месяцев. Давным-давно не искали. Не идиоты же, и не сошелся на этом бронзовом божке свет клином. Мало ли ценной старины! Разве что ценности эта статуэтка исключительной и пройдоха-антиквар как-то просек. Но за это время сто раз могла уйти на рынок, или в другой магазин, или в музей, или остаться в закромах у хозяина, который уехал или даже умер. Как обнаружили? Только случайно. И совсем недавно. Антиквар его на улице заприметил, отследил подъезд, привлек подельников.
О'кей. Почему не вскрыли квартиру в отсутствии хозяина? Логично: если бронза там – натянули маски, тюкнули по башке, ограбили, ушли. Если нет, утюг на живот – говори, падла, где, иначе зажарим. У этого эксперта в распоряжении наверняка «солдаты»-бандюги. Итак, вошли, возня (вазу разбили, осколки на полу) – кляп в рот, связали. Бога Аполлоши, как Георгий его называет, нет. Дальше – утюг, щипцы – ногти драть, ствол в глаз и так далее, пока не расколется. Игнатий не выдержал: судя по рассказу друга – не Рембо. Выдал Георгия и, что дома его нет, тоже сказал. Те поднялись, отмычкой вскрыли, взяли Аполлошу, и привет.
А вот тут вопросы… На кой им хрен полковник? Зачем сперли полковника? Прикончить могли на месте. Зачем такой риск – тащить по лестнице, на улице светиться? Нескладушки…
И наконец… Маску один из них оставил, забыл – ежику понятно. Почему медицинская? Что, на профессиональную грабительскую, чтоб с прорезями для глаз, воображения не хватило? Может, и халаты были белые, и перчатки, и стетоскопы на шее висели? Под врачей косили? Тогда не хватает кареты «скорой». А может – была. Получается: армянин сидел в машинке «ауди», бандиты – в карете. На ней и увезли зачем-то несчастного мужика. Еще раз – зачем? Бронза при них. Как-то узнали про волшебство? Исключено. Узнали про феноменальную везуху на бирже? Сам Игнат рассказал? Нереально, потому что его об этом спрашивать не могли. Тут нужно куда больше времени, и допрос под гипнозом или «сывороткой правды.» Нет, отбрасываем. Затык.
Мои действия. Первое: визит к антиквару в «Наследие» в лучшем костюме, с золотым перстнем отца, знакомство, интерес к очень дорогой старине, золоту, фарфору или… бронзе. Словом, наживка. Посмотрим… Второе: опрос жильцов квартир окнами в переулок, не видал ли кто «скорую» вчера днем. Жаль, жильцов-то раз-два и обчелся. Третье: задействуем Мишку, пусть пробьет «скорую» по угонам. Четвертое: правильно поговорить с их общей теткой– любовницей и этим парнем-аутистом, вдруг сам Оболонский кому-то из них спьяну ляпнул по секрету про Аполлошу?
Пока все. Не густо. Ладно, пора. Звоним Мишке и погнали на место преступления».
Игнат очнулся в узком помещении без окон. С потолка падал скудный свет лампы, защищенной решетчатым «плафоном». Три сырых цементных стены, железная крышка люка в потолке, к которой вела деревянная лесенка, грубо сколоченный стол и табуретка – полное ощущение тюремной камеры или подвального узилища. Только четвертая стена была «украшена» большим ковром грязно-бежевого цвета. Под ним Игнат и обнаружил себя на довольно широкой, мягкой кушетке, застеленной чистым синим бельем.
Тяжелая зачумленная голова и давящая сонливость не давали вспомнить, как он здесь оказался. Однако богатая практика многосуточных пьяных перемещений и пробуждений неизвестно где предотвратила даже изумление, не то что испуг. Оболонский закрыл глаза, вознамерившись спать дальше, но дико пересохшее горло и боль в области шеи не дали отключиться. Он заставил себя испытанным приемом резко потереть уши и виски, несколько раз по-боксерски выбросить вперед руки, сжатые в кулаки, и рывком сесть в постели, не открывая глаз.
Открыв, не увидел ничего нового. Минут через пять вернувшаяся память зрительно воспроизвела блондинку-общественницу и бригаду врачей в масках, которые почему-то представились сотрудниками спецслужбы.
Постепенно Игнат восстановил события того дня в их последовательности. И ему стало страшно. Он еще раз оглядел помещение и сделал вывод, что конспиративные квартиры такими не бывают, все вранье и его просто похитили какие-то бандиты. То, чего он опасался, над чем издевательски посмеивался Гоша, случилось. Теперь его будут пытать, если сам не скажет, где статуэтка. А скажет – убьют. Но сперва пристукнут Гошку, который забрал ее, себе на беду. Сюжет известный, таких Игнат в кино, по телевизору и в газетах встречал сотни.
В этот момент люк открылся, спустился человек в маске с прорезями для глаз. Был он ростом и комплекцией с Игната, но узкая рубашка обтягивала плоский живот и мощную, бугристую мускулатуру. Что-то подобное было у Игната на заре службы, но он последовательно терял форму с каждым новым чином. К майору утратил напрочь, а у полковника один жир и остался.
Торс и вид вошедшего лишали всякой надежды на физическое сопротивление. Игнат попытался взять себя в руки и не выдавать страха.
Здоровяк протянул узнику бутылку апельсинового сока, Игнат жадно опрокинул ее в себя и сказал «спасибо». Вошедший заговорил неожиданно спокойным и приветливым голосом.
– Дорогой Игнатий Васильевич, прошу не волноваться. Меня зовут Руслан, просто Руслан. Я секретный сотрудник ФСБ. Я уже представлялся вам, если помните. Извините за жесткие методы, которые пришлось применить, чтобы вас сюда доставить. И за эту обстановку извините: у нас нынче с конспиративными квартирами напряженка. На камеру похожа, правда? Мы здесь обычно держим предателей, посягнувших на самое святое – безопасность нашей с вами родины. И помещение соответствующее. Они здесь очень сильно страдают. Но вас мы ни в чем не обвиняем и никакого вреда, боже упаси, причинять вам не собираемся. Вы честный и порядочный гражданин, военный в отставке, служили отечеству. Сейчас на заслуженном отдыхе. И очень скоро, может быть, уже сегодня, продолжите отдыхать и радоваться жизни в вашей уютной квартире. Все зависит от вас, уважаемый.
Есть такое понятие: стокгольмский синдром. Это когда преступники, захватившие заложников, обезврежены, а спасенные люди вдруг начинают всячески их выгораживать и вполне искренне испытывают к ним что-то вроде симпатии.
У Игната синдром этот наступил сразу же, по месту заточения. Готовясь к зверствам и пыткам, он вдруг услышал речь, ничего подобного не предполагающую. И человек в жутковатой маске, явно вравший про ФСБ, все равно вызвал предательское чувство благодарности и симпатии.
– Чем же я могу быть полезен органам? – с удивлением, но и с готовностью к сотрудничеству поинтересовался Оболонский.