Двое суток – семнадцать ушедших на зов селян. Была деревня, и нет деревни. Нас вызвал старый монах из скита, утроенного давным-давно в трех верстах от деревни. Его, как видно, никаким соблазном не проймешь.

Я алчно гляжу на Машу и никак не могу насытиться. Вот она, рядом. Ждет. Зовет. Мое счастье. Лучшее изо всего, что произошло в моей жизни.

Не человек.

Я твердо помню: она – не человек.

Но велика ли разница? Неужели любовь нуждается в двух правильно устроенных человеческих телах? Неужели она не парит выше всего плотяного, телесного?

Сделать пару шагов на лужайку. Перейти мостик. Получить то, над чем не властны люди с их законами и обычаями. Быть в радости где-то там, за порогом, в дальних краях. Здесь я буду считаться мертвецом. Еще одним умельцем, не справившимся с хитрой технэмой. Нас много таких. Одним больше, одним меньше…

Там я буду… Не знаю кем. Как живут те, кого пригласили под своды полых холмов? Как живут те, кого увели в заповедный лес?

Маша встает и идет мне навстречу. Останавливается у самого мостика и призывно машет рукой.

Я делаю шаг, и оказываюсь на лужайке. Теперь мне нет возврата, теперь я либо умру, либо уйду со своей возлюбленной по лесной дороге.

Подхожу к мостику.

Это она, она! Каждая черта мне знакома в ней!

– Иди же, – молвит Маша. – Здесь возможно то, чего никогда не будет там, на твоей стороне. Здесь нет законов, одна только сила и любовь.

Я берусь за радужную пластину, пытаюсь поднять ее… Тяжелая, гадина! Напрягаю все силы. Кряхтя, отрываю свой конец от земли.

– Настоящая Маша… – говорю я подделке, – никогда бы… такого… не сказала!

Тяну на себя… Рушится другой конец. Отхожу в сторону…

– Что ты делаешь! Здесь счастье твое! Веселье духа до скончанья времен!

Я, наконец, сворачиваю поганую тяжесть в воду. Всплеск, и она уходит на глубину. Радуга бесится внутри, словно злой пес, сорвавшийся с цепи. А потом ее уже и не видно. Не мелко тут, совсем не мелко. Глубже, чем кажется.

Отряхиваю руки.

– А потом? – спрашиваю у поддельной Маши.

– Что – потом? Когда – потом?

– После скончания времен.

Ее лицо искажается мерзкой гримасой.

– Ты грязная свинья, и ты сейчас подохнешь!

– Ну, разумеется. А как же. Где нам понять все ваши тонкие энергии…

Голова кружится. Сердце пропускает один удар, второй.

Господи, прими раба Твоего грешного! Я разрядил свою последнюю технэму…

* * *

То место.

Кто отыскал тогда самую пеструю гальку: он или я?

Света мало. Третий час дня, но темно так, словно на побережье опустились сумерки. Море раздраженно лупит в каменную пристань, седые осколки воды разлетаются во все стороны. Дорога к небу насмерть закрыта глухими вратами туч. Небо бредит дождем.

Вот здесь он прикоснулся ко мне в последний раз.

В тот день мы никак не могли расцепиться. Стояли тут очень долго, продрогли…

Скажи мне, умелец, где ты? Куда ты ушел? Хорошо ли тебе там? Ты обещал послать мне весточку. Я… я пытаюсь стать счастливой, чтобы тебе там было спокойнее. Но пока, прости, не очень получается. Не сердись. Наверное, пройдет время, и всё получится. А сейчас… всё происходящее со мной без тебя, – стылый ноябрь. Так, кажется, ты говорил? Видишь, я помню. Откликнись, умелец! Я умоляю тебя! Мне нужно что-нибудь, хоть самую малость, чтобы я могла жить дальше.

Водяная пыль носится в воздухе. Мрак разливается по небу. Я не слышу ответа. Да и откуда ему взяться! Бог наш милосерден, но нам всё время хочется получить от Него больше, чем позволяет самое щедрое милосердие.

Пожалуйста!

Ну, пожалуйста!

Всё то же беснование волн. Всё та же серая маска неба. Всё то же отсутствие света над землей и водой.

Ничего.

Что это? Тепло на макушке.

Тучи раздвинулись и перед солнцем открылся малый каналец?

Нет, над головою – тот же небелёный холст во всю ширь неба. Те же пятна тьмы, затканные ветром.

Но невидимая теплая рука нежит мои волосы.

Ты? Ты.

Здравствуй, умелец! Я буду жить. Я как-нибудь справлюсь.

Во всякой счастливой семье обязательно есть хотя бы одна маленькая ерундовинка, из-за которой муж и жена время от времени поскрипывают друг на друга.

Не ворчат, заметьте.

Не рычат.

И уж тем более не кричат.

А всего-навсего поскрипывают… без долгоиграющих последствий. Собственно, вообще без последствий.

Понимаете, нет на этом свете совершенства. Совершенство было в раю, а потом еще раз будет, когда нам, людям, дадут новую землю и новое небо. А сейчас совершенства нет. И если к нему стремиться, обязательно сломаешь что-нибудь важное, а если не сломаешь, то уж точно хотя бы вывихнешь. Совершенство – штука опасная.

Но если есть у вас подходящая ерундовинка, то, стало быть, совершенство вы отогнали, и беспокоится вам больше не о чем.

Наша с драгоценной супругою ерундовинка – расписание летних вакаций.

Как только наступает лето, драгоценная супруга сейчас же начинает говорить мне: «Пора бы посетить моих родителей. В конце концов, почему ты опять против? Надеюсь, ты понимаешь, что совершенно неправ?»

Да я, в сущности, не против. Но какая женщина сделает различие между «он выслушал меня, но решил поступить капельку иначе» и «он абсолютно не слушает меня, всё делает не так, как надо, и кругом неправ»? Покажите мне такую женщину, и я скажу вам: она святая!

Ох,и увы мне, грешному.

Конечно же, я поеду к ее родителям.

Конечно же, на целый месяц.

Конечно же буду слушать анекдоты ее батюшки, которые выучил наизусть еще лет пять назад.

Конечно же, отведаю знаменитые голубцы ее матушки. Год от года они хуже не делаются.

Но!

Милый городок Никополь Екатеринославской фемыдавным-давно изучен мною вдоль и поперек. Вот здесь в 1935 году старый деревянный Покровский собор отстроили в камне. А вот тут, на проспекте, возле Народного дома от угла Дукской до Херсонесской, вечерами прогуливается молодежь. Два века она в сих местах прогуливается и пока что не утомилась.

Уже лет семь я умиляюсь на тот дивной высоты лопух, что растет в самом начале улицы Никитинской, на обочине. Роскошный лопух! Не лопух – баобаб в миниатюре. Но мы с ним так хорошо знакомы, что он успел рассказать мне все свои замечательные истории, а я ему – все свои. О чем, спрашивается, беседовать?