— Церковь имеет большие ценности, которые, в отличие от государственных банковских контор, не охраняются. Ценнейшие иконы, золото, серебро, драгоценные камни! Если вы сохранили контакты с нужными людьми, то они найдут и каналы сбыта. А неустойчивость правопорядка, после того как будут очищены два-три богатых храма, просто бросится в глаза. А наши друзья на Западе постараются придать этому нужную политическую окраску. Исполнители необходимы умелые, проверенные, не заинтересованные в провале. Ваш старый знакомый просил особо поинтересоваться не только храмами и старинными иконами, но и музеями. Брать в первую очередь офорты знаменитых голландских и французских мастеров, прежде всего Рембрандта. Второе — гравюры французских и английских мастеров XVIII века с необрезанными краями. Миниатюры XVIII века и начала XIX века. Третье — золотые античные монеты, желательно четкой чеканки. Четвертое — итальянские и фламандские примитивы. И наконец, подумать о том, как добыть шедевры великих мастеров голландской, итальянской и испанской школ.[7]Музеи не охраняются, это проверено, а вам будет указан канал переправки ценностей за рубеж.

Базырев сел на стул верхом, небрежно отпихнув ногой задумавшего было поиграть с ним кота. Почесал ногтем мизинца светлую бровь, помолчал, раздумывая.

— У вас действительно нет здесь родных и знакомых? — наконец спросил он у Невроцкого.

— Зачем мне обманывать?! Я раньше жил там, где теперь Польша.

— А в Гражданскую?

— Почему вы спрашиваете?

— Хочу знать, не были ли вы в Белой армии, особенно интересно — не оставили ли вы по себе где-нибудь долгой и печальной памяти?

— Не оставил свидетелей… — Алексей Фадеевич налил себе водки, выпил, не предлагая хозяину. — Не волнуйтесь, я не участвовал в боевых действиях. Я все время был в тылу. У красных… Что, есть серьезные возражения против предложенного?

— С музеями подождем — это государство! Реальнее Церковь. Опять же, разные толки среди обывателей, распространение всяких слухов через богомолок… Узнаю своего знакомого, — желчно усмехнулся Базырев, — он не изменяет себе.

— О чем вы?

— Так…

Юрий Сергеевич вспомнил пятнадцатый год, когда его называли совсем по-другому. Петроград, роскошный кабинет в одном из особняков и его хозяина, рассуждающего о вере русских в чудотворные иконы. Усилием воли отогнал эти мысли — приказ, а ему привезли именно приказ, которого он ожидал много лет, надо было выполнять. Его старый знакомый не забыл своей идеи — попытаться распилить большевистский режим изнутри.

Хорошо, когда есть кому претворять в жизнь твои замыслы, созревшие в тиши кабинета. И хорошо, наверно даже правильнее сказать — еще лучше, когда можно наблюдать за процессом претворения их в жизнь издалека, полностью будучи уверенным в собственной безопасности. Рискуют другие, а ты попиваешь шампанское или коньяк, как его знакомый, теперь, наверное, сильно располневший, с поседевшими усами и ставшими еще более резкими морщинами, идущими от крыльев носа к губам. А может быть, этот человек, с орехового цвета выпученными глазами, уже переехал в свое поместье, а вместо него сидит в кабинете здания, занимаемого разведывательной службой Империи, совсем другое лицо, которое даже невозможно себе представить, потому что никогда его не видел. Листает секретные бумаги, отдает приказы о проведении операций, задуманных и спланированных еще его предшественником. Да что гадать! Вот он, лысоватый крепкий человек, сидящий напротив него за столом, принес весть из совсем другого мира, враждебного этому, в котором вынужден жить Юрий Сергеевич. Принес и ждет ответа. И ответ может быть только один. Иначе…

— Так, — повторил Базырев, — не обращайте внимания. Немного личных воспоминаний… Давайте-ка лучше отправляйтесь спать с дороги. Завтра будет день и будет пища. У вас есть револьвер?

— Зачем вам?

— Не пальните в меня, если я ночью буду ходить по дому. Бывает, не спится. Постараюсь не тревожить. А оружие зря с собой не таскайте по городу. Мало ли что.

— Спасибо, учту.

Базырев зажег лампу — закат почти догорел, и в комнатах стало сумрачно. Проводил Невроцкого в его комнату, показал, где постельное белье, и, пожелав спокойной ночи, вернулся к столу. Налил рюмку водки, выпил не закусывая и потом долго курил, задумчиво глядя невидящими глазами на тянущуюся от горящей папиросы сине-серую ленточку дыма…

* * *

Мальчишка лет восьми вывернулся из-под ног совершенно неожиданно. Вывернулся и метнулся к деревянным прилавкам небольшого рынка, недалеко от Смоленской.

Следом, толкнув Федора так, что он едва устоял на ногах, кинулся рыжий парень, по виду приказчик, с зажатым в большем кулаке медным безменом. Быстро догнав мальчишку, он схватил его за ворот рубашонки, рванул, сбив с ног, занес над головой руку для удара:

— Убью, змееныш!..

Греков, быстро шагнув вперед, едва успел перехватить толстое, поросшее жесткими черными волосами запястье.

Приказчик, не выпуская мальчишку, недоуменно оглянулся — на Федора уставились подернутые туманной хмельной пленкой маленькие светлые глазки.

— Уйди…

Федор резко дернул парня на себя. Тот, не удержав равновесия, выпустил мальчишку, сразу исчезнувшего в толчее. Упал, звякнул, покатившись по земле, медный безмен. Торговцы за прилавками, радостно осклабившись нежданному развлечению, ожидали продолжения драки.

Приказчик быстро поднял безмен и, шагнув к Грекову, просипел:

— Ну, господин-товарищ, сапоги лизать будешь!

Он широко размахнулся и… сел на землю, сбитый с ног коротким ударом в живот. Сгоряча, не чувствуя за хмелем боли, снова вскочил, по-бычьи наклонив кудлатую голову, ринулся на противника, стремясь снести его своей массой.

Федор отпрянул в сторону. Приказчик навалился с разбега грудью на чей-то прилавок, посыпались на землю разложенные товары, тонко взвизгнула стоявшая рядом женщина.

Обведя глазами прилавок, парень увидел остро отточенный нож, потянулся к нему рукой. С лиц торговцев медленно сползли ухмылки. Запахло смертоубийством. Федор подскочил, дернул парня за жилет, оттаскивая от прилавка, не давая взять нож. Приказчик вырвался, жилет и рубаха с треском лопнули на спине. Неуклюже развернувшись, он пошел на Грекова, тяжело дыша от ярости. Отступать было некуда. Федор привычно увернулся от пудового кулака, нацеленного ему в переносицу, и ударил в ответ. В корпус, в голову! Парень рухнул.

— Прекратить! — Федора схватил за руку подбежавший милиционер. — Почему драка?

Разом загомонили притихшие было торговцы и торгашки. Приказчик тяжело сел, осматриваясь вокруг ничего не понимающими мутными глазами.

— Пройдемте… — милиционер потянул за собой Грекова. — Свидетели есть?