Стыд укоренялся в душе, пускал длинные ветки молчаливых размышлений и делал душевное пространство Лизы непролазной чащей. Если бы можно было чем-то отвлечь себя, занять делом, чувствовать свою нужность или хотя бы полезность. Она хотела было прямо сейчас приступить к своим секретарским обязанностям, но Егоровна, заметив, что Лиза направляется в кабинет отца, пригрозила запереть его на ключ. Пришлось послушаться.

Следующий день стал просто невыносим Лизе от вынужденного безделья. Папа снова уехал на Выставку, а Лиза промаялась до обеда, а потом решительно пошла в свою комнату, переодеваться. Результатом вынужденной диеты стало то, что на Лизе застегнулось прошлогоднее летнее платьице. Очень нежное и милое, почти детское. К платью нужен был какой-то совсем простой головной убор, и Лиза надела соломенную шляпку, украшенную полевыми цветами – васильками, ромашками и одним ярким маком. Шляпу звали «Прогулочная». Егоровна, увидев одетую для гулянья Лизу, встала, раскинув руки в дверном проеме:

– Не пущу!

– Няня, ну прекрати! Я же не арестант. Я тебе обещаю, что ничего в городе есть и пить никогда больше не стану. Только если с папой.

– Куда собралась? Одна?! Мало тебе? – Егоровна стояла как стражник на воротах осажденного города.

– Егоровна, ну все равно же когда-то придется привыкать ездить и одной. Ну, а когда папа в Луговое уедет? Прикажешь мне под домашним арестом сидеть? Я уже взрослая теперь. Привыкай.

– Взрослая! – Егоровна продолжала оборону, но с прохода отошла. – Видела я намедни, какая ты взрослая.

– Ты мне теперь, сколько это поминать станешь? – Лиза покраснела, но упрямство взяло верх. Оно же заставило ее прихватить в прихожей давешний зонтик. А губы поджимать она умела не хуже Егоровны. – Всё, я так решила. Буду к ужину. Жди.

***

Павел Афанасьевич вопросительно глядел на Борцова, а тот, в свою очередь, приник взглядом к чертежам, разложенным на общем длинном столе при входе в кабинет.

– А шут его знает! Может и выдержит, – Лев Алексндрович наконец поднял глаза на собеседника. – Сидим тут гадаем на бумаге. Объект нам попался хрупкий и деликатный. Но хотелось бы сохранить как можно больше подлинного, Вы согласны?

– Полностью, Лев Александрович! Тогда, может, зря мы в кабинете сидим? Может на этой стадии уже надо съездить, своими глазами всё посмотреть? И на основании новых замеров сделать перерасчеты?

В этот момент дверь скрипнула, и в нее, как водится, протиснулась половина конторского секретаря:

– Лев Александрович! Можно Вас на минутку? Простите, господин инженер.

– Да Вы говорите прямо тут, что за тайны, право слово? – Борцов не хотел отрываться от только что пойманной идеи, и продолжал глядеть на схемы.

– Неужто, опять барышня? – позволил себе пошутить Павел Афанасьевич.

– Да вроде того-с, – секретарь вопросительно посмотрел на Борцова, не решаясь продолжать далее.

– Час от часу не легче! – Лева ожидал чего угодно, только не этого. Он поднял глаза на секретаря. – Та же самая, снова пришла?

– Никак нет-с. Никто не приходил, – мялся в дверях долговязый секретарь.

– Так в чем тогда дело-то? Вы говорите уж толком, а то ничего не понять! – Лева начинал нервничать.

– Да, понимаете ли, дело-то, получается, по сути деликатное. Это, как бы, и не по службе вовсе, а по велению моей души и совести.

– Голубчик, милый, – взмолился Борцов. – Если не по службе, может, это подождет? Нет? Ну, простите, конечно. Я готов выслушать веления Вашей души. Прямо сейчас. Павел Афанасьевич, думаю, позволит?

– Всенепременно! – Павел Афанасьевич был уже заинтригован и ждал развития событий. – Прошу вас, меня не стесняйтесь.

– Дело в том, господа, что был я послан нынче с поручением от нашего начальника, доставить некий конверт, – начал подробнейший доклад секретарь. – С деловыми бумагами в нем содержавшимися, которые, по всей видимости, требовали немедленного рассмотрения. С велением дождаться обязательного ответа и только с ним вернуться обратно в контору. Но дело-то вовсе не в нем, господа.

– Крестная сила! А в чем, милейший? – Лева нервно провел ладонью по лбу. – Может быть, как-то поближе к сути повествовать станете? Каким боком барышня-то к тому конверту касается?

– Никаким, слава Богу! Это все дела служебные, исполнены мной были в соответствии, – секретарь в этом месте выразил на своем лице такое заверение в своей благонадежности, что усомниться в нем не смог бы и сам Фома неверующий. – Я, господа, отсутствовал более часа, но выполнил все сообразно указаниям!

– Господи, твоя воля! – Лева швырнул карандаш на стол с чертежами.

– Вы, в связи с этим Вашим вояжем что-то Льву Александровичу сообщить имеете? – Павел Афанасьевич решил помочь секретарю вырулить на ясный свет.

– Так точно-с! Вот именно, что в связи.

– И что именно?

– Барышня. Стоит у нашего подъезда и вроде как ждет кого-то. Туда шел, стояла. Обратно иду – стоит.

– Почему ж Вы именно ко Льву Александровичу ее приписали, голубчик? Или это все-таки та барышня, что третьего дня приходила?

– Никак нет-с. Совершенно, что другая. Вторая-с!

– Какая вторая? – теперь Лева насторожился.

– Та, простите, что Вы тогда на коляске увезли-с.

– А Вы-то почем знаете, кого я на коляске увозил? Вы же тут, на службе оставались?

– Прошу покорно простить! – секретарь теперь принял вид покаянный. – Не сдержался, глядел на Ваш отъезд в окошечко, через занавесочку. Грешен.

Лева после этих слов бросился к окошку и, отдернув занавеску, сам убедился, что внизу стоит именно Лиза. Он обернулся и развел руками:

– Павел Афанасьевич, милый! Никак сейчас не смогу с Вами продолжить. Простите великодушно! – и, собрав со стола свои мелочи, он вылетел из кабинета.

Голова секретаря исчезла еще раньше. Павел Афанасьевич оставшись в одиночестве, медленно подошел к окну и пальцем отодвинул край занавески:

– Да! Объект действительно хрупкий и деликатный. В кабинете усидеть нет никакой возможности! – и он улыбнулся себе в усы.

***

Лиза стояла у служебного входа и ждала, сама толком не понимая, чего ждет от встречи. Еще по дороге она решила, что будет стоять, пока не начнут выходить служащие, и, если среди них окажется Лев Александрович, она подойдет к нему. Конечно, могло быть и так, что его сегодня вообще не было в конторе, а хуже этого могло случиться только то, что он просто кивнет ей и пройдет со своими сослуживцами мимо. Подниматься и отрывать его от дел ей даже не приходило в голову. Дверь изредка открывалась, пропуская какого-нибудь посыльного в город или посетителя внутрь. Лиза устала от дороги, от суеты города и долгого стояния на солнце. И вдруг дверь резко распахнулась, и из нее стремительно вышел Лев Александрович, направляясь именно к ней и на ходу застегивая пиджак.