Поорав и потолкавшись в коридоре, перебежали в другую комнату, где раньше спали Санек и Светка. Окно занавесили шерстяным одеялом – Валера с Саньком притащили из коридора молоток и гвозди, и одеяло прибили прямо к стене. Двигая кровать, уронили подушку, и Светка стыдливо прикрыла ладонью обнажившуюся пачку презервативов, но над ней даже не стали смеяться.

– Где камень? – прошипел вдруг Валера.

Чуть было не отправили Кирюху на поиски – в комнату, где по занавеске ползала рожа, – но камень нашелся. Оказалось, на него случайно набросили пододеяльник. Камень положили на табурет, табурет поставили посреди комнаты. К двери придвинули тяжелую, с советских времен оставшуюся тумбочку.

Парни молчали, только сопели по возможности сурово. Светка, пользуясь биологическим правом на трусость, ныла нараспев:

– Господи-Господи… Кошмар какой, какой кошмар, Господи-Господи-Господи…

– Что теперь делать? – вторил ей Виталик Блох, которого и так никто за мужика не считал. – Делать-то что будем?

– Надо утра дождаться, – сказал Валера. – После рассвета они не приходят.

– С чего это ты взял? – усомнился Санек.

– Днем привидений не бывает, – отрезал Валера.

Светка, Санек и Валера свернулись калачиками поперек широкой кровати. Вдоль – было вроде как неприлично, втроем в постели. Виталику досталось кресло, в котором он отлично уместился. Кирюха, на которого все и так косились, как на врага народа, растянулся на полу.

– Надо дождаться утра, – повторил Валера и выключил перегревшийся фонарик. – Утром она нам ничего не сделает. Возьмем машину и отвезем камень. На то же самое место…

– Это если я еще вспомню, – мрачно пробормотал Кирюха.

– Вспомнишь, Кирюх. Все вспомнишь…

– Часа три осталось, – зевнув, прикинул Санек. – Недолго.

– Ой, мамочки… – пискнула Светка так жалобно, что Санек даже проникся к ней сочувствием и погладил по плечу. – Ой, Господи-Господи…

Сначала всем казалось, что сна ни в одном глазу – особенно в непосредственной близости от осколка могильного камня, все еще пахнущего возмутительно вкусно. Но потом навалилась дрема. Валера держался до последнего, приподнимая голову на каждый стук и на каждое вкрадчивое поскребывание по оконной раме. Минут через сорок заснул и он, с наслаждением склеив опухшие веки.

Просыпались еще трижды. В первый раз от подозрительных ритмичных звуков проснулся Виталик. Разобравшись в природе звуков, он перебудил остальных. Со стороны коридора кто-то дергал в разные стороны дверную ручку. Дверь не была заперта, только задвинута тумбочкой. Других звуков, свидетельствующих о том, что в коридоре кто-то ходит, топчется, налегает на дверь, пытаясь ее открыть – не было. Все сидели, смотрели, как бьется в дрожащем круге света дверная ручка, и нервно позевывали. Выпитое накануне все еще путало мысли, да и запасы страха в организме, видимо, иссякли.

– Да пошла она… – внезапно сказал Валера и выключил фонарик.

Ручка подергалась еще, потом затихла. Улеглись обратно. Почти моментально заснули.

Во второй раз опять орала Светка. Кирюхе спросонья захотелось выкинуть ее в окно, как он до этого пытался выкинуть камень. Светка захлебывалась слезами и утверждала, что только что кто-то кусал ее за пальцы ног. Посветили фонариком, ничего не обнаружили, хотя на Светкиных пальчиках действительно были какие-то розоватые отметины – наверное, натерла босоножками. Зато нашли здоровенный кровоподтек с явными следами зубов на плече у Кирюхи. Кирюха торопливо прикрыл синяк рукой и огрызался на всех, доказывая, что ничего не было и никто его не кусал, даже Светка.

А в третий раз проснулись уже все сразу. Трещал потолок – громко, как еловые поленья в печке. Деревянные перекрытия даже как будто прогнулись под неведомой тяжестью, на пол и на кровать сыпались струпья белой краски. Очень хотелось немедленно выбежать из комнаты, пока потолок не обвалился, но дверную ручку кто-то снова дергал в разные стороны.

На пол со звоном упал гвоздь. Валера сначала глазам не поверил, долго смотрел на этот гвоздь, который так глубоко, старательно вбивал в стену несколько часов назад. Но потом из досок, как деловитые ростки в ускоренной съемке, полезли и другие гвозди, на которых держалось закрывавшее окно одеяло. Отогнулся уголок, другой, и одеяло мягко сползло на пол. А за окном уже маячило в предрассветных сумерках белое, длинное. Мятая рожа прижалась к стеклу, беззвучно разевала проваленный рот, в черных дырочках глаз что-то тлело, как угли в мангале. Разболтанная оконная рама скрипела даже громче, чем потолок. Рожа сползла пониже, на уровень человеческого роста, распялила пасть, и Валера отчетливо увидел в глубине темные поломанные зубы.

– Отче наш, – вдруг ноющим тенорком зачастил Виталик. – Иже еси на небеси…

К нему, путая слова и подвывая, присоединилась Светка, а потом смущенно и басовито – Кирюха.

Рожа расплылась в кривой улыбке и посильнее налегла на окно.

И тут на другом конце поселка придушенно заголосил петух – так неожиданно, что его вопля все испугались едва ли не больше, чем рожи. А рожа сгинула мгновенно, в одно моргание, будто ее выключили или каким-нибудь другим способом изъяли из окружающего пространства.

Валера встал, почесал сначала за ухом, потом под коленом, потом поскреб несвежую футболку на животе. Лицо у него после вчерашнего и ночного сильно отекло, глаза закисли, но взгляд все равно был решительный, как у комсомольца.

– Поехали, – коротко сказал он.

В наступившей тишине протяжно вздохнул Кирюха.

Могильный камень в ведре кощунственно гремел, поэтому его обернули в тряпку. Нести камень в руках было страшно, а ведро его вроде как изолировало.

Коридор миновали спокойно, но долго топтались у двери на улицу – никто не решался выйти первым. Светка вдруг сказала, что не поедет, но тут же испугалась, что ее и вправду оставят в доме одну, решила ехать, потом еще что-то решила – ее угрюмо слушали, как радио, не вникая в смысл.

Валера обругал всех за трусость и приготовился медленно и эффектно открыть дверь, чтобы шагнуть навстречу возможной опасности. Но его опередил Санек, который буднично сшиб щеколду большим пальцем и, заложив руки в карманы, вышел на крыльцо.

Рассветный сад был сер и пуст. Небо затянуло тучами. Поскрипывала распахнутая дверь уже совершенно не страшного деревянного сортира. Ей подпевали утренние птицы.

В Валериной машине впятером оказалось тесновато. Зажатый у левой задней двери Виталик бурно вертелся и в конце концов отломал какую-то пластмассовую пимпочку, но суровый Валера промолчал. Кирюху посадили на переднее сиденье, чтобы показывал дорогу.

– Да как я вспомню, – бубнил Кирюха. – Там все одинаковое…

– Давайте просто отъедем подальше и в кусты кинем, – предложил Виталик.

– Чтоб она еще раз пришла? Отвезем в лес, – хмуро сказал Валера. – Положим на место. Все.