В Амстердаме Казанову поджидала еще одна встреча с прошлым. Однажды, сопровождая Эстер на концерт, он узнал в выступавшей певице Терезу Имер, бывшую возлюбленную его первого знатного покровителя сенатора Малипьеро. После того как Малипьеро, застав Терезу у него в объятиях, поколотил его тростью и отказал ему от дома, он всего раз виделся с ней, и случилось это лет шесть-семь тому назад, когда та, уже будучи женой танцовщика Помпеати, приезжала в Венецию. Теперь дела Терезы явно шли неважно: после выступления она пошла по рядам зрителей с тарелочкой. Заметив, с каким вниманием ее спутник разглядывает актрису, Эстер тотчас рассказала ему все, что знала о ней сама. Певица разъезжала по Голландии, принимая участие в публичных концертах, после которых обходила публику, от щедрости которой и зависело ее благосостояние. Сначала она делала неплохие сборы, но потом к ней привыкли, и поток пожертвований начал иссякать. Покровителя у нее не было, но ходили слухи, что в каждом городе она заводила себе молодых любовников, вытягивавших из нее те небольшие деньги, которые она получала за выступления. Преисполнившись жалости, Казанова приготовил двадцать дукатов, и когда Тереза поравнялась с ним, бросил их на тарелку. Тут он заметил, что следом за ней идет девочка лет пяти-шести, как две капли воды похожая на него самого. Сходство девочки с Казановой поразило даже Эстер. «Да это просто ваша копия!» — воскликнула она. «Случай нередко готовит нам сюрпризы там, где мы их не ждем», — туманно ответил ей Соблазнитель.

Вечером Тереза с Софи пришла к Казанове в гостиницу. После сытного ужина девочка уснула, а Тереза и Джакомо предались воспоминаниям. Венецианка утверждала, что Софи действительно дочь Казановы, родившаяся в положенный срок после их любовных свиданий в Венеции в 1753 году. Поверил ей Соблазнитель или нет — неизвестно, но судя по тому, что ему нравилось, когда девочка называла его папой, он склонен был ей поверить. Ряд биографов Казановы с цифрами в руках доказывают, что Софи никак не могла быть дочерью Казановы, ибо между его последним свиданием с Терезой и рождением девочки прошло не девять месяцев, а значительно больше. Северянка Эстер в любом случае могла обнаружить сходство между маленькой итальянкой и Казановой — хотя бы потому, что и тот и другая были черноволосы, кудрявы, черноглазы и смуглокожи. Тем не менее Соблазнитель проявил интерес не только к все еще привлекательной матери (Тереза была старше его на три года), но и к дочери. Он даже предложил взять ее к себе, дабы дать ей достойное воспитание. Тереза подарила Казанове свою любовь, но Софи отдать отказалась, уверяя, что девочка — единственная ее утеха в жизни. Взамен она предложила ему взять с собой в Париж ее двенадцатилетнего сына, отцом которого был покойный Помпеати. Мальчик содержался в пансионе, но она больше не могла платить за него и опасалась, что его или выкинут на улицу, или заставят исполнять обязанности лакея. Не умея отказывать женщинам, Казанова согласился. Забегая вперед, скажем, что в Париже он передал мальчика маркизе д’Юрфе, поместившей его в пансион, где обучались ее племянники. Злые языки утверждали, что прежде чем отдать юного Помпеати в пансион, маркиза сделала его своим любовником. Казанова также отмечал, что заставал мальчика в объятиях маркизы, хотя сей факт беспокоил его гораздо меньше, нежели испанское имя Аранда, которым маркиза назвала мальчика, помещая его в пансион.

Хождение по борделям и связь с Терезой никак не влияли на любовь Казановы к Эстер. Соблазнитель придумывал сотни способов, чтобы доставить удовольствие возлюбленной, но отношения их, можно сказать, топтались на месте. Даже залечивая синяки и шишки Соблазнителя, полученные им после похода на каток, где тот впервые встал на коньки, Эстер была мила, нежна, раскованна, но не более того. «Мужчина может любить только в надежде на ответную любовь», — писал Казанова о своем романе с Эстер. Надежда жила, и Соблазнитель продолжал измысливать новые развлечения для Эстер, зная, что умение слушать, дарить подарки и забавлять ценится женщинами особенно высоко. На помощь вновь был призван оракул. И Эстер, и ее отец, подобно большинству своих современников, интересовались магией, и в частности, искусством предсказания. Узнав, что у Казановы есть свой оракул, способный угадывать будущее, Д. О. попросил его составить для дочери гороскоп. Не будучи силен в гороскопах, тот в ответ предложил обучить Эстер самостоятельно общаться с оракулом, то есть составлять пирамиды цифр, с помощью которых можно задавать оракулу вопросы и получать от него ответы. Идея пришлась Эстер по вкусу, и она с увлечением начала постигать «тайну, доверенную Казанове старым мудрым испанским отшельником». А вскоре Его Величество Случай предоставил Соблазнителю поистине фантастическую возможность проявить свои таланты и завоевать восхищение не только Эстер, но и ее отца.

Поднимаясь на второй этаж дома Д. О., Казанова увидел валявшееся на ступеньке зеленое портмоне; нагнувшись, чтобы поднять его, он неловко оступился, портмоне выскользнуло у него из рук и провалилось в широкий проем между ступенями. Решив сообщить о находке хозяину, он вошел к нему в кабинет и застал его в совершенно подавленном настроении. Оказалось, что Д. О. потерял портмоне с важными документами и банковскими билетами на сумму в сорок тысяч фунтов. Мгновенно сообразив, какой уникальный шанс предоставляет ему Фортуна, Казанова предложил обратиться к оракулу за советом, где искать пропавшее портмоне. Желая продемонстрировать свои способности, а также для чистоты эксперимента, он попросил сделать это Эстер. Красавица уверенно перевела записанный на бумаге вопрос в цифры, а затем столь же уверенно расшифровала ответ, предоставленный ей Казановой в виде все тех же цифр. Оракул сообщал, что искать следует под пятой ступенью лестницы, ведущей на второй этаж. Когда, согласно указаниям оракула, бумажник был извлечен из-под лестницы, Д. О. на радостях вручил Эстер и Казанове по две бумажки, стоимостью в тысячу фунтов каждая. Галантный кавалер принялся отказываться и пытаться отдать свой приз Эстер, уверяя, что находка бумажника не является его заслугой. Однако Д. О. не желал ничего слушать. Восхищенный финансист преисполнился такого почтения к венецианцу, что немедленно занялся его делом, а именно поиском покупателей королевских неликвидов, пока еще не проданных Казановой. Впрочем, покупателей он нашел, но цена, которую те были готовы заплатить, не устраивала д’Афри и его парижских патронов. Они полагали, что война скоро закончится и французские ценные бумаги вновь поднимутся в цене, и они боялись продешевить.

Финансист и торговец Д. О. также был судовладельцем.

Об одном из его кораблей давно не было никаких известий, и он чрезвычайно тревожился о нем: по всем расчетам корабль этот должен был уже прибыть в Голландию. Поверив во всеведущего оракула, Д. О. стал просить Казанову узнать у него о судьбе его корабля. Он хотел знать, следует ли ожидать его возвращения, или же он потерпел крушение, и пора думать о том, чтобы возместить понесенные убытки. Соблазнитель долго отказывался: корабль, вышедший в море, повинуется стихиям, они могут вступить в единоборство с оракулом и скрыть от его взора корабль. Д. О. продолжал уговаривать, и Соблазнитель согласился. Ответ оракул дал весьма уклончивый: скорее всего, корабль все же прибудет в Амстердам, однако если в ближайшее время этого не произойдет, значит, он затонул где-то в южных морях. Д. О. приободрился, а меньше чем через две недели долгожданное судно действительно вошло в порт. На радостях финансист вручил Казанове два чека — на сто и двести тысяч флоринов; такова была его доля, причитавшаяся ему после продажи привезенного на корабле груза. Д. О. сделал Казанове и еще один подарок: нашел ему покупателя на королевские процентные бумаги, готового заплатить за них восемнадцать миллионов двести тысяч, из которых десять миллионов были наличными, а остаток — ликвидными ценными бумагами повышенного спроса, так что убыток казне был равен всего девяти процентам. Подобная потеря была поистине ничтожна, и на нее тотчас согласились и д’Афри, и прочие министры.