Дрожит земля на десятки километров. В грохоте тонут все звуки. Кажется, это предел возможного. Но вот грохот еще мощнее, к нему теперь примешивается вой эрэсов гвардейских минометов. А в небе волна за волной идут наши бомбардировщики. Гула моторов не слышно, его заглушают артиллерийские раскаты, но зрелище это настолько величественно, что, как потом рассказывали, бойцы вставали в окопах во весь рост, восторженными криками приветствуя наших соколов.

Штурм переднего края обороны противника начался в 7 часов 55 минут. К 12 часам 5-я гвардейская армия прорвала две позиции главной полосы вражеской обороны и углубилась в нее километров на четыре-пять, однако дальнейшее наступление замедлилось.

Тогда командующий Воронежским фронтом генерал Н. Ф. Ватутин ввел в бой передовые отряды 1-й и 5-й гвардейской танковых армий. Сила удара общевойсковых армий была наращена, прорыв главной полосы вражеской обороны завершен, главные силы танковых армий вошли в прорыв для развития успеха в оперативную глубину. В первый же день наступления советские войска вклинились в расположение противника до двадцати пяти километров.

5 августа Степной фронт возвратил Родине Белгород. В этот вечер прозвучал в Москве первый артиллерийский салют в честь победителей — в честь освободителей Орла и Белгорода.

Еще в зимнюю кампанию 1942/43 года советское командование впервые применило прием последовательного наращивания усилий войск при развитии оперативно-стратегического наступления. Но наиболее ярко и эффективно этот метод был использован в наступательной фазе Курской битвы.

7 августа начал наступление Западный фронт — на Смоленск, вместе с ним Калининский и Юго-Западный, 18-го — Южный фронт. Это стало характерной особенностью наступления лета и осени сорок третьего — последовательность ударов советских фронтов. Как пулеметная очередь, по всей линии советско-германского фронта.

Сейчас бывшие генералы вермахта, пытаясь в своих мемуарах оправдать поражения фашистской армии, твердят, что советские успехи — за счет переброски войск с других фронтов. Однако если восстановить ход операций, то окажется, что, скажем, от первой до седьмой операции — всего месяц. Разве за столь короткий отрезок времени мы могли перебросить с одного фронта на другой такое количество войск, какое необходимо для серьезного усиления наступления?

Умелые перегруппировки внутри фронта, с одного направления на другое — иное дело. Вот это действительно удавалось советскому командованию.

Ломая сопротивление врага, наши части рвались к Украине. 49-я танковая бригада А. Ф. Бурды овладела крупным населенным пунктом Домнин, 200-я танковая Н. В. Моргунова завязала бой на северной окраине Томаровки, главные силы танковых корпусов вынуждены форсировать реку Ворсклу, там разрушены мосты… Это затруднило переправу, корпуса армии не смогли нарастить ударов своих передовых отрядов, а противник тем временем силами своей 19-й танковой дивизии организовал на этом рубеже прочную оборону.

Ввод в прорыв крупных подвижных объединений в наступательной операции в период Великой Отечественной войны впервые был применен здесь, на Воронежском фронте, на белгородско-харьковском направлении. Этот первый урок поучителен, ибо ни в штабах танковых армий, ни в штабах корпусов не было необходимого опыта, инженерное обеспечение было недостаточным, в войсках не хватало табельного инженерного имущества, войска не умели как следует использовать местные материалы для форсирования небольших рек.

И вот результат — даже такая маленькая речушка, как Ворскла, чуть не поставила под угрозу срыва всю операцию.

Только на следующий день, 6 августа, 1-я танковая переправилась через Ворсклу и завязала затяжные бои у второй полосы обороны противника. 5-я гвардейская танковая П. А. Ротмистрова, однако, уже в первый день сумела с ходу прорвать эту полосу на своем участке, но, не будучи поддержанной другими войсками фронта, тоже вынуждена была вместо дальнейшего продвижения вперед перейти к отражению ударов подошедших резервов противника.

Почему я говорю, что эти бои были поучительны для дальнейших операций Советских Вооруженных Сил? Потому что они снова с достаточной ясностью продемонстрировали главное назначение танковых армий — глубокое вторжение в оперативную оборону противника с целью ее дезорганизации. Поставленные же совместно с общевойсковыми соединениями на длительное прогрызание отдельных узлов и рубежей сопротивления, они не могут использовать до конца свою ударную и маневренную силу.

В первый же день наступления, когда добилась успеха 5-я гвардейская танковая армия, следовало, как теперь понятно, на этом же направлении сосредоточить главные силы 1-й танковой и, стремительно развивая успех, выйти навстречу подходящим резервам противника, которые он спешно подтягивал с Донбасса, не дать возможность этим резервам изготовиться для нанесения контрудара, разгромить их поодиночке. И продолжать решительное проникновение в глубь оперативной зоны обороны противника.

Даже Э. Манштейн признает, что между немецкими армиями в районе северо-западнее Харькова была брешь, достигавшая пяти километров, и «путь на Полтаву и далее к Днепру для противника, видимо, был открыт».

Был бы действительно, по-моему, открыт, если бы наши танковые армии и отдельные танковые корпуса, не задерживаясь у каждого узла сопротивления, совершили смелый маневр, вышли бы в тыл противника, и тогда не только Полтава, но и другие важные объекты оказались бы в наших руках еще в начале августа.

Конечно, все это так ясно и понятно только теперь, спустя многие годы. Но тем не менее Белгородско-Харьковская операция стала серьезной школой для командиров всех степеней.

Генерал армии С. М. Штеменко в своих воспоминаниях об А. И. Антонове, бывшем в то время заместителем начальника Генштаба, рассказывает, что 7 августа А. И. Антонов, предварительно согласовав с Верховным Главнокомандующим И. В. Сталиным, послал командующему Воронежским фронтом следующее указание:

Шли кровопролитные бои, а я томился в чистенькой горнице беленькой хатки. Моя хозяйка, симпатичная украинка лет тридцати, старательно ухаживала за мной, а еще больше за Лешей Карпенко, моим ординарцем.

Однажды ночью сквозь открытое оконце слышу, громко шепчутся на завалинке:

— Ой, Леша, як я тебе кохаю. Нічь не можу спаты.

Леша басит в ответ:

— Чого ты мне кохаэшь… В мене жинка е…

Тяжелый вздох — и быстро удаляющиеся шаги, сначала легкие, женские, вслед за ними тяжелые, Лешины.