Она улыбнулась. Получит.

Ирина Андреевна недоуменно смотрела на бумаги, которые разложил перед ней главный бухгалтер.

— Не понимаю, — морщилась она и на самом деле не могла понять. Потому что никогда прежде не видела ничего подобного. — Вы хотите сказать, Петр Иванович, что нам нечем заплатить налоги? Мы платили все, до копейки, даже в худшие времена. Вы помните начало девяностых? Но и тогда наше хозяйство устояло на ногах. А теперь, когда у нас постоянная прибыль, мы не можем? — Она развела руками.

— Видите ли, Ирина Андреевна, — вздохнул Петр Иванович, — у нашего хозяйства есть один крупный недостаток.

— Какой это? — запальчиво проговорила она.

— Оно слишком хорошо работало и работает. А посему есть, я полагаю, желающие приникнуть к источнику и испить из него сполна.

— Вы хотите сказать… — начала Карцева, потом усмехнулась, — простите, Петр Иванович, вы уже все сказали. — Она сняла очки, в которых обычно работала, положила на стол. Руки — тоже. Она смотрела на свои скрещенные в запястьях кисти — смешно, как будто приготовила для наручников. — Кто-то хочет надеть на нас наручники?

— Уже надели, это дело быстрое, — он усмехнулся. Бухгалтер сидел в кресле напротив и смотрел на Карцеву. — Мне жаль. Но вы сами рассказывали — такое же хозяйство в Тверской области уже продали с аукциона.

— Его тоже сначала обанкротили, — пробормотала она.

— Разумеется. Но там проще, они — не мы. Они на самом деле едва сводили концы с концами. А для нас пришлось искать варианты.

— Ну да, в виде нового покупателя.

— Кто его привел? — тихо спросил бухгалтер.

— Он, как говорят молодые, выпал на коммерческого директора.

— Вот как?

— Она пришла ко мне, и я…

— Понимаю. В этой даме трудно усомниться, — заметил он. — Галина Гордеевна вне всяких подозрений. Покупатель — не темная лошадка, она проверила.

— Но где же он?

— Арестован его счет по каким-то особым причинам, — ответил Петр Иванович.

— Ясно. Что нас ждет?

Он улыбнулся.

— Вы всегда жаждете точности. Это хорошо, потому что прогноз и схема в данном случае известны. Наше хозяйство банкротят, потом выставляют на торги. Покупает тот, кто нас заприметил. А чтобы мы, прежние акционеры, превратились утренний туман…

— … который так хорош в этих местах в разгар лета, — подхватила она ему в тон. — И происходит дополнительная эмиссия акций.

Он молчал — без слов ясно. Получить хорошо налаженное хозяйство да еще такую территорию при нем — мечта!

— Что ж, спасибо, Петр Иванович. Я должна переварить все это.

Бухгалтер вышел из кабинета, а Ирина Андреевна уставилась в окно. Она помнила тот день, когда к ней пришла Галина Гордеевна, коммерческий директор.

— У нас новый покупатель. Он готов забрать остатки целиком.

— Откуда взялся? — спросила она, отрываясь от микроскопа.

— Говорит, мир слухами полнится. Даже знает о том, что греки якобы выдают шкурки наших норок за канадские и американские.

— Вот как? Впрочем, это их дело. Так что хочет этот покупатель?

— Взять остаток партии и заплатить дороже греков.

— Узнайте, кто он и кто стоит за ним…

Этот разговор происходил летом, когда совсем неплохо освободить холодильник от остатков. Прошлогодний «урожай» оказался небывалым — похоже, феромоны действуют так, как надо. Фирма Марии Родопуло, с которой они давние партнеры по бизнесу, а не только по клубу «сестер», забрала свою долю. Остатки возьмет новый покупатель — отлично. Коммерческий директор не спит на ходу, а это всегда и во всех людях нравилось Карцевой.

А что теперь? Как сказал бухгалтер, все в тумане? Но, она жестко усмехнулась, в тумане легко заблудиться. Поэтому очень может быть, что желающие войти в ворота, которые она заказала в прошлом году настоящим кузнецам и в которые вплетены фигурки норок, получат от ворот поворот.

Ирина Андреевна посмотрела на часы, потом на микроскоп. Позвонить Дмитрию, сообщить, насколько быстро сбываются его предсказания?

Она потянулась к телефону, но отдернула руку. Нет. Так нельзя. Для того чтобы не вылететь из своей колеи, надо продолжать то, что делала. До прихода главного бухгалтера Ирина Андреевна готовилась к конференции биохимиков в Праге. Вот это на сегодня — главное.

Когда она вернулась домой, увидела возбужденное лицо дочери.

— Мама, меня пригласили на благотворительный вечер. Его устраивает фонд.

— У тебя есть что надеть? — заставила себя отключиться от дневных неприятностей Ирина Андреевна. — По-моему, ты забыла, как носят туфли на шпильке.

— Но я не забыла принципы, о которых твердила бабушка.

— Ты о каких? — Ирина Андреевна с любопытством посмотрела на дочь.

— Чем длиннее юбка, тем выше каблук. Обувь такого же тона, что и колготки. Легкие ткани требуют изящных туфель. Плотные — более массивных, — тараторила она как школьница.

— Ах, вот ты о чем. Я тоже все это хорошо помню.

— Я не только помню, но и подчиняюсь. Поэтому надену серый костюм в полоску и черные туфли на среднем каблуке.

— Годится, — похвалила мать. — Знаешь, в тебе что-то появилось от рыси, взгляд например.

— Хищный, да? — засмеялась Евгения.

— Ну… пока, к счастью, не слишком. Он может стать хищным, но мне бы не хотелось… Ты много работаешь, Евгения.

— И буду еще больше. Но в экспедиции, я думаю, сумею отдохнуть.

— Попробуй, — с сомнением в голосе сказала Ирина Андреевна.

Все хорошо, думала она, с людьми из фонда полезно иметь дело. Кто знает, если дочь не в силах простить Костю, не познакомится ли она с кем-то из этой сферы. Как случилось когда-то с ней…

Но Ирина Андреевна не хотела, чтобы такое произошло с Евгенией. Когда-то она любила человека, но он оставил ее. Потом она встретила вирусолога, чью фамилию носит теперь ее дочь. Он был сильный ученый, но как человек слабее ее. И это мучило его. Тогда Ирина Андреевна ничего не замечала, но лишь с годами все поняла. Иногда ей приходило в голову: не ввел ли он себе вакцину в отчаянии?…

Но в чем ее вина, если природа следом за ее матерью наделила Ирину избыточным количеством мужских гормонов? Отсюда — сила, независимость и так мало тепла, которое муж получал от нее. А он в нем так нуждался…

Пожалуй, думала Ирина Андреевна, им с мужем повезло. Если бы он не ушел так рано, они испортили бы жизнь друг другу. А так осталась прекрасная дочь и хорошие, добрые воспоминания.

Больше она уже не выходила замуж, чем порадовала Дмитрия Павловича. Он мог оставаться ее другом, ни у кого не вызывая ревности.