Помимо всего прочего вся набеговая операция строилась с учетом предварительных разведданных... об отсутствии немецкой ударной авиации в Крыму. Это была не просто ошибка — это была ошибка преступная! На самом деле немецкая авиация в Крыму не только была, но и в опреде­ленном смысле уже засиделась без дела, так как бои на Тамани уже закончились, а в Крыму еще не начались. Ну а куда, спрашивается, смотрела разведка Черноморского флота? А никуда! Во главе разведки всю войну находился полковник Д.Б. Намгаладзе. До 1938 году Намгаладзе ника­кого отношения к разведке не имел вообще, вначале служил пулеметчиком в пехоте, а потом командовал авиаэскадри­льей. По отзывам сослуживцев, особых познаний в разведделе до 1943 года Д.Б. Намгаладзе так и не приобрел. Об этом откровенно написал в своей книге воспоминаний «На трудных дорогах войны» весьма авторитетный и знающий контр-адмирал К.И. Деревянко. Зато у Намгаладзе был иной дар — дар восточного чинопочитания и угодничества. При этом начальник разведки флота был «без лести» предан своему покровителю вице-адмиралу Октябрьскому. И тот его не давал никому в обиду. Любопытно, что во время тяже­лейших боев лета—осени 1943 года Д.Б. Намгаладзе, вместо того, чтобы выяснять наличие немецкой авиации в Крыму, отправляется проведать своего покровителя ни куда-нибудь, а в весьма неблизкий Хабаровск! Об этом написала в своих воспоминаниях об отце дочь адмирала Октябрьского. О каком качестве работы черноморской разведки можно говорить в данном случае! Помчался же на Амурскую флотилию Намгаладзе не просто так, а просить защиты от вице-адмирала Владимирского, который вознамерился снять с должности никчемного грузина за профнепригодность. Но не успел, сняли самого. Что касается Намгаладзе, то он не только усидел в кресле, но вскоре стал и генерал-майором.

Из книги С.А. Зонина «Верность океану»: «Начальник разведотдела утром доложил командующему, что на аэро­дромах Крыма сейчас не более сорока самолетов. Все же Владимирский счел необходимым напомнить собранным Негодой на “Беспощадном” командирам о соблюдении скрытности, о том, что нужно непременно до рассвета отойти от берегов Крыма. Командующий обращался как бы ко всем, но адресовал сказанное в первую очередь командиру дивизиона. И не только потому, что Негода командовал ухо­дящим на операцию отрядом. Все же не было у него полной уверенности в комдиве...

“Беспощадным” Негода командовал прекрасно, был на своем месте. Владимирский сам представлял его к ордену в конце сорок первого, именно “Беспощадный” стал первым Краснознаменным кораблем эскадры. Однако Владимирский резко протестовал, когда в сорок втором Негоду назначили командиром дивизиона новейших эсминцев. Командующий эскадрой полагал это назначение преждевременным и пред­ложил пока дать Негоде дивизион из эсминцев-“новиков” и сторожевиков. После того как Г.П. Негода все-таки принял 1-й дивизион, Владимирский три раза ходил с ним в боевые походы — присматривался. Но ведь не создашь искусственно критическую ситуацию для проверки своего подчиненного. Комдив вроде бы получался.

Во власти командующего флотом было своевременно сменить командира дивизиона, назначив другого офицера. Но Владимирский не мог оскорбить недоверием храброго офицера. Дивизионом Негода командовал уже почти год...»

Итак, 6 октября 1943 года Черноморский флот потерпел тяжелейшее поражение, имевшее очень серьезные послед­ствия для всей его последующей боевой деятельности. Право­мерен вопрос: кто был признан виновным в происшедшем и какое наказание понес?

Нарком ВМФ Н.Г. Кузнецов, как нам уже известно по его мемуарам, себя виновным не считал, переложив всю ответственность на командование Черноморского флота. Это, впрочем, не помешало Сталину провести с наркомом весьма серьезную беседу, о которой Кузнецов честно упо­минает в своих воспоминаниях.

Удивительно, но крайне сложно даже сегодня выяс­нить, кто на самом деле руководил набеговой операцией 5—6 октября 1943 года, кто именно конкретно осуществлял взаимодействие кораблей 1-го дивизиона эсминцев с само­летами и катерами.

В книге воспоминаний «Походы боевые», посвященной боевому пути эскадры Черноморского флота, ее авторы Г.Ф. Годлевский, Н.М. Гречанюк и В.М. Кононенко утверж­дают, что общее руководство действиями было возложено на начальника штаба эскадры капитана 1-го ранга М.Ф. Рома­нова. Однако в политическом донесении, составленном начальником политотдела эскадры, утверждается, что ни штаб, ни политотдел эскадры о намеченной операции не имели ни малейшего представления, так как их полностью проигнорировали и всю организацию набега взял на себя штаб флота. Согласитесь, что если бы операцией руководил начальник штаба эскадры, то и офицеры его штаба тоже имели бы о планируемой операции хоть какое-то пред­ставление.

То, что штаб эскадры был отстранен от разработки планов операции, вполне объяснимо. Удачное возвращение кораблей из набеговой операции 30 сентября, данные раз­ведки о больших потерях немецкой авиации на Кубани создавали уверенность в том, что и на этот раз сильного авиа­ционного противодействия нашим кораблям не будет. Время проведения операции было приурочено к прибытию на флот наркома ВМФ. А потому при успешном исходе набега можно было ожидать обилия наград. Делиться орденами штаб флота со штабом эскадры, разумеется, не желал. При этом планирование операции было вопиюще бездарным. Не внося никаких корректив, штаб флота решил полностью повторить операцию 30 сентября. Не возникло мысли внести хоть что-то новое и у командующего флотом.

Надо ли говорить, что немцы, удостоверившись, что российские адмиралы и на этот раз действуют по старому шаблону, были готовы к ответным действиям, что с блеском и продемонстрировали.

Что касается капитана 1-го ранга Романова, то он был определен «руководителем операции», возможно, уже задним числом, чтобы вывести из-под удара более важную персону. Однако разгром оказался настолько жестоким, а резонанс от него настолько сильным, что фигура начальника штаба эскадры Романова уже не могла удовлетворить никого. Именно поэтому виновника происшедшего определил лично Сталин. Детально разобравшись во всех обстоятельствах трагедии, Сталин спросил именно с того, кто фактически и должен был нести всю ответственность за свои бездарные действия, — с вице-адмирала Владимирского. Не помогло даже заступничество наркома Кузнецова.

Что касается Романова, то он, кстати, вообще не понес никакого наказания. Не был наказан и командующий эскад­рой Черноморского флота вице-адмирал Басистый. Это лишний раз доказывает, что в политдонесении организация руководства операцией описана весьма достоверно.

Первым за трагедию 6 октября поплатился начальник штаба флота контр-адмирал Иван Дмитриевич Елисеев. В документах это сформулировано так: «За допущенные нарушения воинской дисциплины и проявленную беспеч­ность при разработке плана набеговой операции и ее про­ведении в октябре 1943, в ходе которой под ударами авиации противника были потоплены три ЭМ, Постановлением ГКО от 2.3.1944 снижен в воинском звании до капитана 1-го ранга и назначен в Распоряжение У пр. Кадров»...

Наказание, в общем-то, справедливое, так как именно штаб ЧФ и спланировал все случившееся. Однако любопытно, что кроется за фразой «За допущенные нарушения воинской дисциплины»? Кто и когда приказывал Елисееву такое, чего он не выполнил? Не передал указание командующего бросать поврежденные корабли? Но тот такого, как мы уже знаем, не давал до вмешательства наркома. Отказался высылать самолеты на прикрытие? Но такого просто не могло быть в принципе. Для меня данная фраза является неразрешимой загадкой, ответа на которую, думаю, нам уже не найти.