Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я думаю, этому нужно научиться, — почти строго сказал тот, на ее глазах превратившись в человека, которому ей сразу захотелось подчиняться. — Вряд ли вы захотите, чтобы в наши с вами дела, которые теперь становятся общими, я должен был бы посвящать еще кого-нибудь.
— Вы правы, не захочу.
— А мне обязательно понадобится помощник.
Что поделаешь, если нам с вами родители не оставили большого наследства то ли по причине своей неожиданной гибели, то ли из-за законов, которые лишают младших сыновей всяческих надежд на отцовские деньги. Значит, нам придется позаботиться о себе самим. Если вы, конечно, не считаете, что девушке из знатной семьи в любом случае надобно лишь сидеть сложа руки и ждать, когда какой-нибудь богач предложит ей руку и сердце. А если муж не оправдал надежды и не обеспечил всем необходимым, жить в крайней нужде или… идти в монастырь, где проводить оставшуюся жизнь в молитвах и слезах…
Что, в монастырь? Кажется, Соня уже слышала эти слова. В монастырь! Нет, она не из тех, кто сидит в молитвах и слезах. Тем более сидит, можно сказать, на слитках с золотом.
Она так и сказала Патрику.
— Правильно, легкие пути не для вас, — сразу откликнулся тот. — Вы, как и я, устроены по-другому.
Мы не станем ждать от кого-то милости, а будем добывать себе богатство своими руками. Поверьте, возможности женщин в таких предприятиях ничуть не меньше, чем мужчин…
— Разве вам не нравятся женщины кроткие и покорные?
— Наверное, мой род слишком воинственен, потому что лучшими женщинами, которых я видел в мечтах, были валькирии. Вначале мне показалось, что Иоланда де Полиньяк именно такая женщина.
Но потом я понял, что ошибся. Да, она оказалась причастна к делам великих, но… при этом не высоких.
— Вы любили ее? — неожиданно для себя спросила Соня.
— Я был к ней неравнодушен, — признался Патрик. — К тому же валькирия, о которой я мечтал, вовсе не представлялась мне доступной, а когда я, попал в Версаль… Меня поразили нравы, которые там царили.
— Меня тоже, — призналась Соня.
— А Иоланда… она из тех женщин, которые лишь изображают недоступность, но стоит мужчине слегка расслабиться, как он тут же оказывается в ее постели, но с определенными условиями. Например, быть обязанным ради нее сражаться на арене со львами, мчаться на край света, решая какие-то срочные, одной ей ведомые дела, а также соперничать с другими соискателями герцогского тела под свист и улюлюканье толпы придворных… Простите, Софи, я увлекся.
Соня слушала его и удивлялась. Почему она до сего времени думала, что выходцы из северных земель люди спокойные и холодные? Или, может быть, какая-нибудь бабка Патрика была, например, мавританкой или еще какой уроженкой горячего юга?
— Отчего же, мне было очень интересно, — возразила она.
Тут Соня слукавила. Ей было не только интерес-1 но — откровения Патрика вдруг задели ее за живое.
Будто ей не все равно, какие женщины были у ее дворецкого!
Правда, Патрик, ненадолго раскрывшийся перед нею, тут же захлопнул створки раковины и заговорил о вещах сугубо деловых. Надо же, и здесь они похожи!
— Дело в том, ваше сиятельство, что мои обязанности дворецкого придется совмещать с занятиями, ; которые потребуют не только много времени, но и частых отлучек.
— Я уже думала об этом. Но Шарль, которого мы приняли на работу, и Вивиан… Думаю, в ваше отсутствие я присмотрю за ними.
— Меня больше беспокоит не работа, которую слуги сделают или не сделают, а вы, Софи. Будете ли вы в надлежащей безопасности…
— А кто мне сможет угрожать? Все знают, что в замке особенно нечем поживиться. Думаю, и слуги в этом уверены.
— А уверен ли в том же сообщник Флоримона?
— Вы думаете, он был не один?
— Хотелось бы знать наверняка, что один, — задумчиво проговорил Патрик и, встрепенувшись, бодро провозгласил:
— Итак, с завтрашнего дня я начинаю свою охоту.
— Охоту? — переспросила Соня, не сразу поняв, что Патрик имеет в виду. — Какую охоту?
— Охоту за состоянием, — сказал он и пояснил:
— Раз уж между нами складываются отношения предельно откровенные, я со своей стороны тоже внесу некоторую лепту — постараюсь ответить доверием на доверие. Вы заподозрили меня в том, что я — человек небескорыстный и меня интересует только золото, в то время как я хотел всего лишь проверить ваше умение постоять за себя…
— Ради бога, простите, — взмолилась Соня, — но вы застали меня врасплох. Ведь я пока так мало вас знаю.
— К сожалению, кое в чем вы были правы. Разве что состояние себе я собираюсь приобрести отнюдь не предательством или воровством, а только употреблением в дело своих природных способностей, включая находчивость и врожденную склонность к логике, к умению наблюдать и делать выводы. Наверное, я не слишком похож на героя романа, который служит даме своего сердца бескорыстно?
— Не слишком, — согласилась она.
Патрик и в этом оказался прав — Соня была несколько разочарована. Она пыталась быть ближе к жизни, не идеализировать мужчину, который так неожиданно предложил ей свои услуги, но все же в какой-то момент подумала, что Патрик выбрал ее своей дамой сердца, подобно средневековому рыцарю, и собирается служить ей верно и преданно, не требуя взамен никакой награды.
— Меня оправдывает лишь то, — продолжал говорить ее несостоявшийся рыцарь, — что полное бескорыстие я попросту не могу себе позволить именно в силу бедности. Я даже приказал себе на время забыть о титуле, о замке отцов, который стоит на границе Шотландии и Северной Англии. Постепенно он, как и полученный вами в наследство, приходит в упадок, а мой старший брат, который стал его владельцем после смерти отца, не имеет достаточно способностей не только к тому, чтобы его содержать, но и чтобы разумно распорядиться полученными деньгами.
Я даже стал думать, что закон нарочно отдает деньги отцов их первенцам, потому что в противном случае те просто умрут с голоду. Младшим же сыновьям с детства внушается, что они должны рассчитывать только на себя…
— Но если все обстоит так, как вы говорите, то тогда в чем ваша тайна? В бедности? Так ведь этим мало кого удивишь…
— Не торопите меня, Софи, всему свое время.
Дайте мне привыкнуть к вам и к той откровенности, которая, смею надеяться, воцарилась между нами.
— Простите, Патрик, мою торопливость. Я и вправду веду себя как нетерпеливый ребенок, а не как взрослая женщина. Сама удивляюсь своему любопытству, которого в себе прежде — по крайней мере, в такой степени — я не предполагала.
— Я счастлив, что встретил в вас, ваше сиятельство, родственную душу, и предлагаю вам все, чем владею — мою шпагу, мою силу и знание жизни, мою преданность, — использовать для своих нужд так, как бы вы использовали выросшего в вашем доме слугу, в коем вы не сомневаетесь. Как пса, которого вы подобрали на дороге, голодного и избитого, которого лечили и кормили из собственных рук и который вцепится в глотку любому, кто вознамерится вас обидеть.