инстинктивная оборонительная контратака советских лидеров, произошли как раз тогда, когда Андропов вступил в период резко ограниченной способности выполнять свою руководящую роль. Затем, на пятки ему наступала активизация американского "крестового похода" против социализма: вызов легитимности коммунистического правления в Восточной Европе и даже в самом Советском Союзе. За этим быстро последовало прямое американское военное нападение на самый слабый из претендующих на "социализм" режимов - Гренаду.

 

Первое из этих событий, произошедшее в сентябре 1983 года, почти не было замечено в Соединенных Штатах. Но оно оказало существенное и негативное влияние на Советский Союз. Вице-президент Джордж Буш, выступая в Вене, воспользовался случаем (к смущению своих нейтральных хозяев), чтобы разразиться тирадой против советской гегемонии в Восточной Европе. В целом изложив американскую политику в отношении этого региона, он заявил, что "нарушение советской стороной этих обязательств [Ялты] является основным корнем сегодняшней напряженности в отношениях между Востоком и Западом", что является значительным преувеличением в ядерный век. Буш также упомянул о "зверском убийстве" 269 жертв инцидента с КАЛ, которое он назвал не "цивилизованным" поведением в "европейской традиции". Он утверждал, что Россия на самом деле не является европейской страной - она не пережила Ренессанса, Реформации, Просвещения - и в то же время подчеркивал европейские корни Соединенных Штатов. В целом это был прямой и беспричинный вызов России и Советскому Союзу.

Советские лидеры (и другие; речь подверглась критике в западноевропейской прессе и в частном порядке дипломатами союзников) не могли знать, что речь не была взвешенным и продуманным политическим заявлением. Как подготовленная речь вице-президента Соединенных Штатов она, конечно, стала заявлением американской политики. Но она не была задумана как таковая. На самом деле, в речи, первоначально подготовленной в Государственном департаменте, даже не упоминался Советский Союз! Буш попросил своего собственного спичрайтера написать новую речь, потому что он хотел, чтобы она получила хороший резонанс в Соединенных Штатах, и в частности, чтобы она усилила жесткий образ, чтобы произвести благоприятное впечатление на консервативных политиков, которые считали Буша слишком умеренным. Результат был наполненv антисоветской (и антироссийской) риторикой. Сотрудники Госдепартамента, занимающиеся советскими и европейскими делами, были потрясены. Попытки убедить спичрайтера вице-президента внести значительные изменения увенчались лишь незначительным успехом. Наконец, помощник секретаря по европейским делам Ричард Берт организовал встречу с Бушем, чтобы потребовать пересмотра и внесения изменений. Некоторые из них были внесены, но, как было очевидно, суть речи и многие оскорбительные элементы остались. Таким образом, важное заявление о политике США было сделано на основе внутриполитических соображений вице-президентом и его спичрайтером вопреки рекомендациям Государственного департамента.

Буш напрямую связал инцидент с КАЛ с этой крестовой атакой на легитимность европейского культурного наследия России, а также на легитимность любой советской роли в Восточной Европе, и для убедительности утверждал - ошибочно - что советская "монополия на ядерные ракеты средней дальности" является "новым элементом" в балансе сил. Для советских лидеров администрация Рейгана воспринималась как выжимающая все возможное в согласованном стремлении на всех фронтах - политическом, пропагандистском и военном - продолжать военно-политическое наступление на Советский Союз.

Через месяц последовало американское вторжение на Гренаду и смена раздробленного социалистического режима проамериканским (избранным через год после американской интервенции). История Гренады рассматривается в главе 15 в контексте американо-советской конкуренции в третьем мире. В данном контексте достаточно отметить, что предупреждения Андропова о политической реальности риторики показались советским лидерам подтверждением американского нападения на Гренаду: крестовый поход против социализма не был просто риторикой, а готовность использовать военную силу сдерживалась только противодействующей военной силой. Американская политика и действия, а не только риторика, казалось, все больше нацеливались на конфронтацию.

28 сентября от имени советского руководства было опубликовано необычайно официальное заявление Андропова как главы государства и партии. Оно представляло собой первую окончательную и авторитетную общую оценку политики администрации Рейгана со стороны советского руководства. Хотя поводом для заявления послужил инцидент с КАЛом, представленная оценка копилась в течение длительного времени. Заявление открывалось следующими словами:

 

Советское руководство считает необходимым довести до сведения советского народа, других народов и всех, кто несет ответственность за определение политики государств, свою оценку курса, проводимого в международных делах нынешней администрацией США. Если говорить кратко, то это милитаристский курс, представляющий серьезную угрозу миру. Его суть заключается в попытке обеспечить доминирующее положение в мире для Соединенных Штатов Америки, не обращая внимания на интересы других государств и народов.

 

Самым показательным свидетельством изменения прежней позиции Андропова о предоставлении американской администрации еще немного времени для того, чтобы прийти к признанию реальности, стало замечательное заключение, сделанное почти как самокритика: "Если у кого-то и были какие-то иллюзии относительно возможности эволюции к лучшему в политике нынешней американской администрации, то последние события развеяли их раз и навсегда". Хотя это не означало, что советские лидеры отказываются от какого-либо ведения отношений с США, это означало, что отныне они еще менее склонны основывать свою политику на каких-либо ожиданиях возможности серьезных переговоров или соглашения с Соединенными Штатами.

В заявлении "изощренная провокация, организованная американскими спецслужбами с использованием южнокорейского самолета" была охарактеризована как "крайний авантюризм в политике". В нем отмечалось, что "советское руководство выразило сожаление по поводу гибели людей", но назвало ее "результатом этого беспрецедентного, преступного акта" и заявило, что это "на совести тех... кто задумал и осуществил эту провокацию, и кто буквально на следующий день поспешил провести через конгресс колоссальные военные ассигнования и теперь удовлетворенно потирает руки".

В заявлении Андропова критиковалась основная тенденция администрации Рейгана "перенести идеологические противоречия в сферу межгосударственных отношений", что, по его мнению, "недопустимо" в ядерный век. "Переход идейного противостояния в военную конфронтацию слишком дорого обойдется всему человечеству..... Начав с фальшивки о "советской военной угрозе", они дошли до объявления "крестового похода" против социализма как общественной системы.... Но желания и возможности - далеко не одно и то же. Никто не может повернуть ход истории вспять. СССР и другие социалистические страны будут продолжать жить и развиваться". В заявлении подчеркивается, что это не просто риторика, а эти идеи "проповедуются лидерами крупной державы и не просто провозглашаются на словах, но и реализуются на практике".

Возмущаясь риторикой - "неприличным зрелищем, когда лидеры такой страны, как США, прибегают к ... оскорблениям, смешанным с лицемерными проповедями о морали и гуманности", причем "тон задает сам президент США" - в заявлении руководства говорилось, что "конечно, злобные нападки на Советский Союз вызывают у нас естественное чувство возмущения, но у нас крепкие нервы, и мы не строим нашу политику на эмоциях. Это основано на здравом смысле, реализме