Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Но вы же шницель недавно съели…
— Не хочу отказывать себе в удовольствии, пока могу. Наслаждаюсь.
Делия смотрит на него. Осмысливает то, что произошло сегодня вечером, вспоминает о том, что было и не было сказано. Потеря надежды и страстная любовь к жизни. Другие люди заплатили и уходят… Другие люди, которые сейчас исчезнут. Она хотела бы обнять этого старика, прижаться к нему на несколько секунд.
Жена помогает ему надеть куртку.
— Кто знает. Ну ничего, я еще жив, сегодня вечером жив, съел шницель, разговариваю с вами… Обожаю поболтать… Говорил бы и говорил…
Они собираются уходить, жена закуривает сигарету на тротуаре.
— Встретимся как-нибудь…
Делия кивает. Она не сказала, что они с Гаэтано разведены. Она не рассказывает о своей личной жизни первому встречному. Старик замешкался подавать руку.
— Не окажете мне маленькую услугу? Я об этом не каждого прошу, но к вам я проникся доверием. Я думал об этом весь вечер… Думал: я обязательно должен попросить эту пару, пусть даже встану им поперек горла.
Теперь он кажется бесконечно далеким, словно его душа внезапно взлетела и парит в вышине, рядом с зонтиками этого ресторанчика.
— Помолитесь за меня.
Гаэтано кивает, потом говорит откровенно:
— Я не умею молиться.
— Нужно только закрыть глаза и сосредоточиться на хорошем.
— Для меня это понятие звучит несколько абстрактно… Чтобы молиться, надо представлять того, кто внимает твоей молитве…
— А вы не представляете своего адресата?
Старик кажется разочарованным и растерянным.
— Весь вечер я думал: вот эти двое сумеют что-то сделать для меня…
— Как вы могли подумать такую глупость?
— Не знаю. Какое-то ощущение. Уверенное, глубокое чувство…
Глазами старик ищет глаза Делии.
— А вы сможете за меня помолиться?
— Конечно, разумеется.
Он взял ее руку обеими руками, пожал ее. Потряс.
— Никто не выживет в одиночку.
Делия и Гаэтано смотрят им вслед, пока они подходят к «фиату-панда», припаркованному прямо у входа… Сейчас видно, что старик и вправду неуверенно держится на ногах. За руль садится жена, закрывает дверцу мужа, потом разворачивается.
— Почему ты не сказал им, что мы неверующие?
— Мне не хотелось разочаровывать его — в таком положении… Да и вообще, во что-то же я верю…
Делия спрашивает у него, во что он верит. Гаэтано, потупив глаза, с руками в карманах, отвечает:
— Ну…
— Цепочка людей… если мы будем держаться вместе, будет иметь смысл… Ты, я плюс эти двое…
Эти слова запали ему в душу. Они идут, проходят мимо мусорных баков и пакетов, брошенных здесь же. «Никто не выживет в одиночку».
Гаэтано хотелось бы вернуться назад, чтобы еще что-нибудь спросить у старика, но он не оборачивается, продолжая рыться в своих мыслях.
— Если бы хоть кто-то помог нам.
— Кто, например?
Гаэтано сейчас думает о мудром учителе. Этот образ нравится ему больше всех других. Это тот, кого он безнадежно ищет в своих сценариях. Второстепенный персонаж, заставляющий героя переступить порог, побуждающий его принять правду о самом себе. Похоже, он не сумел прочитать жизнь между строк.
Он вспоминает старика — как можно выглядеть таким спокойным при том, что рак отнимает все его силы?
Честно говоря, не было заметно, что он слаб, его розовая кожа казалась вполне здоровой… На мгновение Гаэтано разуверился.
— Может, он солгал.
— Зачем же это ему?
— Чтобы произвести на нас впечатление… или он выжил из ума.
— Мне так не показалось. Ты не можешь смириться с тем, что кто-то подходит к концу своей жизни с такой благодарностью, с такой покорностью…
Гаэтано остановился купить сигареты в автомате. И вдруг видит, что Делия оседает на землю у железной ставни витрины. Он подходит, пытается поднять ее. Но легче опуститься к ней.
— Боже, что на тебя нашло?
Делия, соединив ладони, стоит на коленях.
— Что ты делаешь?
— Молюсь за старика.
— На хрен он тебе сдался?
— Помолись и ты.
— Да я совершенно не способен на такое.
Вертится около нее, бросает взгляды по сторонам, чтобы проверить, нет ли свидетелей.
— Кажется, мы с тобой выжили из ума.
— Кто-нибудь услышит нас.
— Никто нас не услышит, Делия. Никто нас никогда и не слышал…
Гаэтано становится рядом с ней на асфальт. Ощущает себя настоящим идиотом, да и коленям больно.
— Надо же было найти двух таких неудачников, как мы, не мог выбрать кого-нибудь другого?
— Сконцентрируйся.
— На чем?
— На том человеке. Он выбрал нас. Он видел, когда я кинула в тебя мороженым… Он все видел…
— Ну и что?
— Он хотел помочь нам. Сказать что-то, чтобы мы перестали вести себя как дураки, может, только это.
Почему они не встретили его раньше? Они пригласили бы его к себе, поставили бы ему стул в комнате, посадили бы как дедушку. Может, он обладает способностью спасти их всех?
Может, он совершил бы чудо, наколдовал, чтобы они любили друг друга и никогда не разлучались.
Гаэтано не молится, он совершенно не умеет этого делать, не может сосредоточиться на чем-то, чего нет в мире. Он полагается на нее, на невероятное лицо, каким оно стало у нее.
— Ну что, уходим?
Они принадлежат к поколению фальшивок, ремейков. Все уже испробовано, остается только пройти по тому же пути, но без накала, без подлинного нерва. Давние обиды, раскрашенные лица эмов. А что придумано нового? Суши на вынос, Хеллоуин, фейсбук. Среди всех их знакомых не найти ни одного, кто не горел бы желанием организовать какое-либо торжество. Жажда вечного праздника на развалинах мира. Эгоизм, как одинокая сумка через плечо. И все-таки это их мир, и они должны пройти все вместе со своими детьми. Настраивая антенны для приема позитивных сигналов.
Они проходят мимо сгоревшего мопеда и даже не смотрят на него. Привыкли к жестокости.
Кто знает, может, им захочется оглянуться однажды, посмотреть назад, в прошлое их жизни?
Они еще очень молоды. Парень с девушкой, сказали бы, увидев их в стеклах припаркованной машины:
«Никто не выживет в одиночку».