Джем слушал разговор отца с Филипом Астлеем в оглушительной тишине. Он не мог представить себе, что они с отцом работают на кого-то другого, а не на себя. А вот Мейси засияла, потому что уже начала выдумать причины, по которым будет приходить к отцу и брату в амфитеатр и видеть там Джона Астлея. Анна тоже задумалась — уж не сулит ли это ей возможность почаще бывать в цирке?

Во время этой беседы Дик Баттерфилд увидел Магги, которая стояла с Келлавеями, и начал потихоньку подбираться к ней. Он собирался прыгнуть и схватить ее (если этого не сделать, то она, скорее всего, убежит), когда предложение Томаса Филипу Астлею заставило его остановиться. Дик Баттерфилд считал себя мастером льстивой фразы и сделанного вовремя предложения, рассчитанного на получение лишней монетки в карман. Он считал, что умеет делать такие вещи, но сегодня Келлавей превзошел его.

— Черт бы его подрал, — пробормотал он и кинулся на Магги.

Застигнутая врасплох, она вскрикнула и попыталась вырваться из хватки отца.

— Значит, ты ее поймал? — раздался голос Бет, которая протискивалась через толпу к мужу.

— Ну и где же ты пропадала, маленькая плутовка? — вскричала она, глядя на свою дочь и отвешивая ей пощечину. — Не смей больше убегать от нас!

— Ну теперь-то она не убежит, — сообщил Дик, еще крепче хватая Магги. — Она будет занята — будет работать с утра до ночи. Ты говоришь, тебе не нравятся канаты, Магс? Ну, хорошо, я для тебя нашел другое место. У моего приятеля горчичное производство на берегу. Ты будешь работать у него, начиная с понедельника. И смотри, чтобы без глупостей. Пора тебе приносить домой жалованье — не маленькая уже. А до того времени Чарли за тобой присмотрит. Чарли! — прокричал он, рыская глазами в толпе.

Чарли неспешной походочкой шел от стены, где перед этим сидел на корточках. Он попытался смерить свирепым взглядом Джема и одновременно улыбнуться Мейси, но в конечном счете у него получилось что-то вроде самодовольной ухмылки. Джем ответил ему не менее свирепым взглядом, а Мейси разглядывала носки своих башмачков.

— Где ты там шляешься? — воскликнул Дик Баттерфилд. — Держи свою сестру и не отпускай никуда, пока в понедельник утром не отведешь в горчичный цех.

Чарли ухмыльнулся и схватил Магги за другую руку обеими своими.

— Можешь не сомневаться, па.

Пока никто этого не видел, он так ущипнул сестру, что у нее тут же появился синяк.

Магги не могла лягнуть его в присутствии родителей.

— Чтоб ты пропал, Чарли! — крикнула она. — Мама!

— Не смей со мной разговаривать, — раздраженно сказала мать. — Я не хочу иметь к тебе никакого касательства. Мы из-за тебя чуть с ума не сошли — так волновались.

— Но…

Магги замолчала, потому что Чарли пальцем показал, как перерезывает ей горло. Она закрыла глаза и подумала о том внимании, которое ей уделяли Блейки, о том коротком состоянии покоя, которое она познала в их саду, где могла выкинуть из головы Чарли и все, что было связано с ее прошлым. Она понимала, что долго так продолжаться не может — слишком уж ей там было хорошо, понимала, что в конечном счете придется оставить этот сад и вернуться к родителям. Но ей хотелось бы самой решить, когда это сделать.

Слезы выступили у нее на глазах, и хотя она тут же отерла их большим и указательным пальцами, младшие Келлавеи поняли ее состояние. Мейси сочувственно посмотрела на Магги, а Джем вонзил ногти себе в ладони. Ему еще никого так не хотелось ударить, как сейчас Чарли Баттерфилда.

Бет оглянулась, поняв вдруг, что разлад в их семействе стал достоянием соседей.

— Здравствуйте, еще раз, — сказала она, увидев Анну Келлавей и пытаясь возобновить соседский разговор. — Я еще зайду как-нибудь, чтобы закончить эту бландфилдскую телегу.

— Колесо, — поправила ее Анна. — Бландфордское колесо.

— Вот именно. Рады будем вас увидеть, правда, Дик?

Она взяла мужа под руку.

— Ну что — в «Собаку и утку», детка?

— Я не против.

Баттерфилды направились в одну сторону, Келлавеи — в другую. Джем встретился взглядом с Магги, которую тащил за собой Чарли. Они некоторое время неотрывно смотрели друг на друга, но Чарли дернул ее и она пропала из виду за его спиной.

Никто из них не заметил мистера Блейка, который сидел на ступеньках одного из домов напротив. На коленях у него лежал маленький блокнот, и он быстро выводил в нем что-то.

В воскресенье в пять часов утра Джон Онор, главный плотник цирка Астлея, умер от травм, полученных при взрыве в цехе фейерверков. Принеся соболезнования вдове, Филип Астлей отправился на поиски Келлавеев и нашел их на пути в церковь Святой Марии, куда они направлялись на заутреню. Он предложил Томасу работу плотника в цирке.

— Он согласен, — ответила за все семейство Анна Келлавей.

— Друзья, подходите поближе — я хочу поговорить с вами. Все, пожалуйста, на арену.

Громкий голос Филипа Астлея разносился по всему амфитеатру. Джем и Томас посмотрели друг на друга и положили инструменты, которые уже стали было собирать — сегодня была суббота и работу они закончили в полдень. Они вместе с другими плотниками подошли к арене, где к ним присоединились ворчащие акробаты, наездники, костюмерши, грумы, цирковые мальчишки, музыканты, танцоры и все остальные работники. Ничего необычного в том, что Филип Астлей устраивал собрание, не было, но это делалось, как правило, когда выдавался свободный день перед вечерним представлением. Выбор времени для этого разговора свидетельствовал о том, что их ждут не самые приятные новости.

Томас Келлавей не присоединился к всеобщему ропоту. Хотя он и работал в цирке уже три месяца и был рад регулярному жалованью, но все еще чувствовал себя чужаком и ничего не говорил, если только ему не задавали прямого вопроса. Он просто молча встал с Джемом и другими плотниками рядом со сценой.

Джон Фокс облокотился на перила, отделявшие сиденья партера от арены цирка, и что-то жевал, отчего длинные усы шевелились. Веки его были опущены так низко, что, казалось, он спит стоя. На самом деле он таким образом избегал зрительного контакта с присутствующими. Джон Астлей сидел в партере с некоторыми другими наездниками. Его сапоги для верховой езды, которые чистились и полировались ежедневно одной из его кузин, упирались в перила. Он выковыривал у себя грязь из-под ногтя большого пальца.

— Фокс, все собрались? Отлично. А теперь, друзья, послушайте меня.

Филип Астлей сжал и разжал кулаки, чтобы умерить внутренний недовольный ропот.

— Мальчики и девочки, прежде всего я бы хотел поздравить вас с успехами — с заметными успехами. Я даже могу сказать, что этот сезон в конечном счете станет одним из лучших. С точки зрения профессионализма и успеха у публики к нам не может быть никаких претензий.