Вальмар, самый младший из них четверых, несколько раз охотился с Андованом – но когда Андован предложил отделиться от всех прочих охотников, братец чуть в обморок не упал. Вальмар у них дамский угодник – скорей по манерам, чем по наружности. Он, как и все братья Андована, унаследовал отцовские ястребиные черты, не способствующие обольщению прекрасных дев. Но власть и высокое положение привлекают женщин не меньше, чем красота, и Вальмар эти козыри разыгрывает искусно.

Вальмара тоже всегда окружала свита, и не только по обычаю: король боялся, как бы распутство не довело сына до беды. Даже во время самых тайных его свиданий слуги караулили где-то поблизости… чаще всего оставаясь незамеченными для предмета своих наблюдений. В лесу, без дам, придворных и своих сторожевых псов, Вальмар и шагу бы ступить не сумел.

Андован же всегда любил и одиночество, и лес. Увидеть под сенью листвы непуганого оленя – одно это стоило всех удовольствий, которые сулил королевский двор. Когда жена Рюрика объявила о своей беременности и Рамирус подтвердил, что ожидаемый ребенок будет мальчиком, король наконец, хотя и неохотно, примирился с причудами Андована и разрешил ему скитаться по своим землям без сопровождающих. Относилось это, впрочем, только к лесам, куда доступ простолюдинам был запрещен. Андован никогда еще не знал свободы, какую обрел теперь: ехать куда хочешь, делать что хочешь, без всяких слуг и придворных. Чувство этой свободы, доселе неведомой, пьянило его.

Как он наслаждался бы ею, если б не умирал!

Оставив позади многолюдные города и тенистые леса восточных владений, он выехал на холмистые зеленые равнины Великого Плоскогорья. Здесь деревьев было мало, а селения встречались нечасто и строились из земли, словно кротовьи норы. Крестьяне – в отличие от восточных жителей, которые сперва стреляют в незнакомца, а потом уже задают вопросы, – вели себя гостеприимно. Он немало ночей провел под их кровом, рассказывая свежие сплетни и давая советы касательно укрощения необъезженных лошадей.

Ночью звездное небо над равниной внушало веру в то, что оно бесконечно, а не замкнуто сферой, как утверждают ученые. Человек под ним особенно сильно чувствовал свое ничтожество. Соотечественники матери Андована взросли на таких же просторах, хотя и гораздо более холодных, и поклонялись своим грозным богам под такими же сияющими небесами. Именно в таком месте боги благословили род матери, род Андована, поставив его выше всех остальных и одарив тайной Силой, чтобы он мог в случае нужды спасти этот мир.

Трудно думать о себе как о спасителе, когда Угасание высасывает из тебя последние силы. Трудно предаваться земным радостям, когда Смерть дышит тебе в затылок. Андован продолжал ехать на запад, ведомый своими неясными снами.

Что за чары наложил на него Коливар? Как они действуют? Магистр сказал лишь, что они "приведут Андована к его убийце. Но что это значит? Как эта женщина может быть связана с ним? Узнает ли он ее, даже если увидит? Эти вопросы в числе других досаждали принцу в его долгие одинокие часы. Он жалел, что Коливара нет рядом, и в то же время понимал, что чужестранцу нельзя доверять. Андован никогда бы не обратился за помощью к врагу своего отца, не будь у него уверенности, что всякий другой магистр тут же расскажет Дантену о намерениях сына. В этом он мог положиться только на Коливара.

Однако он видел жадный огонек в глазах магистра, когда они вместе обсуждали свой план. Шестое чувство, присущее только особам королевского рода, подсказывало ему, что Коливар не меньше его хочет узнать, кто эта женщина, и поэтому будет верно служить Андовану. Так, по словам короля Дантена, поступил бы на его месте любой магистр, имеющий собственную тайную цель.

Принцу снились темные, порой очень страшные сны. Демоны терзали его заживо, пожирали его плоть, суккубы упивались его мужской силой. Он просыпался весь дрожа, в холодном поту. Частью души он хотел, чтобы эти сны прекратились, но другая его часть, жаждущая ответов, продолжала перебирать их и наяву – так ребенок переворачивает камни на морском берегу, ища укрывшуюся под ними живность. Он искал, но не находил никакого смысла, кроме прямого отражения собственных страхов. Никаких подсказок, которые могли бы навести на виновницу его бед.

Травяные равнины сменились бесплодными, где извилистые овраги отмечали западную границу Дантеновых земель. Андован нанял проводника, чтобы не блуждать по кругу или не упереться в какое-нибудь глухое ущелье. Лишь переправившись через рубеж на усталом коне и отпустив своего вожатого, принц понял, где он находится.

На западе высились горы, красные в лучах вечернего солнца. Кровавый Кряж. Предположительно он назывался так из-за растущих на нем красных кленов – так, по крайней мере, говорили Андовану его наставники. Но местные жители объясняли это название совсем по-другому и поминали зверства вторгшихся сюда королевских войск. Эта граница прочерчена кровью, говорили они. Сами боги сделали клены красными, чтобы потомки убитых Дантеном людей никогда не забывали о прошлом.

Знай они, что Андован принадлежит к роду Дантена, на этих склонах могла бы пролиться и его кровь.

Стоя в тени огромного клена, чьи узкие листья напоминали красные пальцы, хватающие солнечный свет, он чувствовал изнеможение вкупе с почтительным трепетом. Здесь кончается отцовская власть и начинаются чуждые земли. Женщина, которую он ищет, живет там, где род Аурелиев не имеет силы. Быть может, она враг отцовского дома и задумала извести всех отпрысков Дантена? Зачем бы иначе она стала из такой дали наводить порчу на Андована? Если она и в самом деле ее навела.

Если в сны можно верить, она где-то там, и он отыщет ее.

Большой ястреб кружил, сверкая на солнце красными крыльями. Когда Андован обиходил коня, поел и улегся спать, ястреб уже улетел.

Этой ночью принцу приснилась та, кого он преследовал.

… На улицах темно. Узкие башни теснятся, загораживая солнце. Внизу скорчился маленький попрошайка, бледный, весь в коросте после недавней болезни, с голодными, налитыми кровью глазами. Стоящая рядом изможденная женщина просит милостыню у проходящих мимо людей. «У меня есть дочь-девственница!» – выкрикивает она. Может быть, похоть проймет этих не знающих жалости богачей? Картина меркнет, теперь на улице нет никого. Да и как могла очутиться грязная нищенка в таком богатом квартале?

Вот башня, где нет ни окон, ни дверей, разве что на самом верху. Под ней, словно вывод утят, вытягивает шеи дюжина башен пониже. В их окнах крыльями трепыхаются занавески. Дующий с запада ветер пахнет гниющей рыбой, водорослями, стоячим болотом. Ему тоже не место здесь, на чистых и сухих улицах.

Между башнями появляется женщина, и он сразу понимает: это та самая, кого он ищет. Он хочет крикнуть, чтобы она повернулась к нему лицом, хочет узнать ее имя… но слабость перехватывает ему горло, и он падает на булыжную мостовую.

Она оборачивается сама. «Зачем?» – мысленно вопрошает он, глядя на нее снизу. Но в глазах у него темнеет, Угасание овладевает им, и он не успевает разглядеть ее лица…