Маша уже не вернутся. Сашка… будто мало ему родительских смертей… мало того, что он стал инвалидом. За прошедший год на него столько свалилось, что у другого человека и за всю жизнь не произойдет. И теперь он лежит на траве, а я не в силах чем-либо помочь. Перед глазами мелькают картинки прошлых лет, как мы с ним смеялись на парах, как подзуживали друг друга познакомиться с девчонками, как стояли спина к спине на достопамятной бойне… Я чувствую жар в глазах и перевертни расплываются, а после по щеке катится капля. Дождь пошел? Нет, я слизываю каплю, она оказывается очень соленой.

– Поплачь-поплачь, поссышь поменьше! – грохочет перевертень с фотографиями, и свора в очередной раз взрывается издевательским смехом.

– Твари, – соглашается со мной Вячеслав.

Я вижу, как на цевье ружья сжимается рука. Сжимается так, что едва не расплющивает цевье, но оно здесь бессильно – пули не пролетают за черту. Как-то пробовали с Сашкой, когда ещё находились в Мугреево… Когда он ещё был жив. Если бы я мог, то кинулся бы на этих чертей и неважно, что их больше, неважно, что они сильнее. Всё это неважно. Ещё одна капля кипит на глазах, но я не позволяю ей сорваться. Вытираю глаза и впериваюсь в черного перевертня. Самый главный враг отводит взгляд… Она не может на меня смотреть!

Я замечаю, как черный перевертень уменьшается в размерах. Черная шерсть уходит и на её месте появляется бледно-розовая кожа. Перед нами возникает девушка с соблазнительными формами. Светло-русые волосы прикрывают крупную грудь. Остается ещё один клочок волос потемнее, но я стараюсь туда не смотреть – она же враг! И её нужно уничтожить, а не тащить в кусты! Но до чего же красива чертовка, я понимаю выбор Александра.

– Вот хоть стриптиз перед смертью увидеть, – ехидно замечает Вячеслав.

Ступая по иглам, веткам, шишкам босыми ногами девушка приближается к черте защитного круга. Она смотрит на меня, словно пронзает насквозь. Карие глаза печальны. Обнаженная девушка среди смертоносных перевертней – картина достойная пера Бориса Веладжо. Если бы только она сама не была воплощением смерти. Мягкий голос заставляет меня вздрогнуть.

– Женя, здравствуй.

– Не могу тебе пожелать такого же. Убирайся и забирай свою орду! – на этот раз мой голос звучит нормально.

Злость на неё, на остальных перевертней наполняет тело точно также, как кувшин наполняется водой. Охотники мертвы? Но я-то жив, жив Вячеслав, Людмила. И мы не подпустим этих тварей к Ульяне.

Женская рука касается невидимой стены. Волосы немного съезжают с груди, обнажают темно-красный сосок. Юля смотрит прямо на меня. Смотрит так, будто хочет передать свои мысли. Но кого она пытается обмануть? Сашка только ей и жил, мечтал её увидеть, а она…

– Женя, всё не так как кажется. Я должна воскресить своего отца. Не мешай, прошу, – голос едва не прерывается всхлипами.

– Так это тот самый берулька? – скалится правый перевертень и кладет лапищу на плечо Юли. Девушка дергает плечом, и лапа падает, но оборотень делает вид, что не заметил.

– Что значит тот самый? – бросаю я.

Не знаю, зачем это спросил. Можно просто повернуться и уйти в дом, чтобы не видеть эти морды.

Уйти мы могли, но надолго ли? Людей-то защитный круг пропускал, я помню, как тетя Маша прошла сквозь невидимую стену и даже не почесалась. Пришлют с десяток головорезов с гранатометами и вряд ли мы долго продержимся. Зато теперь я знаю, зачем спросил – чтобы протянуть время. Пока есть время, мы можем думать. Судя по набрякшей венке на лбу Вячеслава, он как раз этим и занимается. Мне показалось или по щеке Юли скользнула звездочка слезы?

– Тебя мы видели в Медвежьем. Тебя же цапнула та деваха-берендейка, – скалится говоривший перевертень.

Вячеслав вздрагивает. Перевертни заметили это и повернулись к нему. Он набычивается и смотрит на оборотней исподлобья. Краска заполняет лицо и оно светится ярче ночника в квартале красных фонарей.

– Берулька, а ты разве не почуял нашего присутствия? Эта дуреха ошалела, когда я толкнул на неё соседку. Старуха была уже мертва, но деваха не смогла устоять перед новой кровью, тем более сразу после того, как попробовала его, – перевертень кивает на меня.

Желваки на щеках Вячеслава три раза дергаются. Он не отрывает взгляда от говорящего. Из-под ладони падают мелкие щепки – рука всё-таки расщепила цевье. Остальные оборотни переминаются с ноги на ногу, рычат и ждут команды от своих главарей.

– Да ты будто и не знал. И не почувствовал кто убил этих мордоворотов на джипе? Она хотела лишь проучить их, но когда я оторвал голову одному пассажиру, то не смогла остановиться. Деревенская дурочка и есть! – перевертни издевательски ржут.

Вячеслав вскидывает ружье и стреляет. От грохота я сразу же глохну на одно ухо. Никакого эффекта. Пули плющатся о невидимую стену всего в нескольких сантиметрах от оскала громадных зубов. Но перевертень отшатывается, когда следом летит ружье. Расщепленное цевье ударяется о стену и падает следом за пулями. Ручищи Вячеслава нервно сжимаются. Всё тело напряглось – ещё немного и перекинется в берендея.

– А как мы смеялись, когда нашли на поле разорванных берендеев! Это же надо – сами себя убили из-за каких-то людишек. Идиоты! Люди – всего лишь пища! – рявкает второй перевертень.

Они всего лишь пища!

Так знакомы эти слова…

Вячеслав бросается к стене, но я успеваю его перехватить. Сверкающие безумием глаза прожигают во мне дыры. Пару раз здоровенный кулак ощутимо втыкается в физиономию, вот рту возникает металлический привкус крови. Но самое главное, что отбрасываю его назад. Спустя несколько вздохов и выдохов он берет себя в руки. Перевертни подзадоривают его, кричат оскорбления, но Вячеслав делает каменное лицо и скрещивает руки на груди. Когда я сплевываю слюну, то она наполовину окрасилась красным. Левый нижний клык шатается, ну да и фиг с ним. Не до красоты сейчас.

Я смотрю на Юлю. Она ведь была неподалеку в ту злополучную ночь. Девушка что-то шепчет одними губами. «Прости». Что? Я не верю своим глазам – она же чуть нас не убила, когда столкнула «буханку» в овраг и теперь хочет, чтобы я её простил?

В доме смолкает детский плач. Колышется белая занавеска. Людмила подсматривает за нами. К сожалению, это заметил не только я.

– А друзей вашей Людочки оказалось надуть ещё проще. Всего лишь внушить то, что берендеи и перевертни избранная раса, а люди – ничтожества, не способные к самостоятельным решениям. Красивая фраза, до сих пор вспомнить приятно: «Человеческая толпа –