– Саидка, – едва слышно выдохнула Сима. – А я вот, оказалась неубивайка.

На дне глаз плескалась сумасшедшая, бездонная нежность. Саид проваливался в неё без раздумий и колебаний. Глубже, глубже… На самое черное дно обморока.

Там было тихо. Там все казалось простым и однозначным.

Гав истошно взвыл над ухом.

– Не понимаю, – всхлипывала Сима у второго уха. – Да сделайте хоть что-то! Он же едва жив… Саидка…

– Истощение, переутомление, – щебетал некто, пахнущий медициной. – У него остаточная живучесть не более семи единиц. Срочно реанимируем.

– Саидка…

И снова стало темно.

Когда мрак рассеялся повторно, в палате звенела особенная, наполненная тишина. Саид нашел взглядом ее источник – пустое место у стены. Поморгал и закрыл глаза. Совершенно бесполезные. Кто будет верить им, имея дело со средствами маскировки дрюккелей? Игль жаловался, что браслеты «потенциального противника» компактнее имперских и куда лучше передают текстуры при сложном освещении – от пяти и более разнотоновых источников.

– Их две – тех, кого я наблюдаю. Одна ушла и сейчас отдыхает, вторая тоже занята, кому следует, о том позаботились, – шепнула Яхгль. – Ты справился, помнишь себя. Не говори ей, что распознал. Не давай повода заметить.

– Что заметить, – так же тихо посетовал Саид. – Я узнаю Симу глазами и сознанием. Я отрицаю ее чем-то глубже сознания. Я без ума от нее и впервые слышу, что она тоже… только это не вариант с Симой. И значит… И еще лицо. Оно больше не одно, и я не хочу видеть все хари, но ты бы знала, сколько в ней понапрятано харь! В… этой.

– Знаю, – горько усмехнулась Яхгль. – Она идянка. Если бы я решила для себя, что смерть предавшего меня оплатит боль обманутой влюбленности… циклов через десять-двадцать мои хари смотрелись так же. Старайся не допускать в себе оживления интереса к беседе. Она учует. Не эта жертва тотального морфинга, а вторая. Та гораздо опытнее. Слушай внимательно, Саид. Я опять содрала с тебя поле силы. Когда остаточное поле ничтожно, ей плохо видно оттенки и движения… души. Сейчас придет Бугз. Ты скажешь ему, что не ощущаешь в габе живого Тьюитя. Так и есть, ты слишком слаб. Она уцепится за правду, выгодную ей. Успокоится, уйдет. Я чую ее страх, желание покинуть габ. Ты не представляешь себе, что может учудить подобная ей, загнанная в угол. У нас нет должных средств защиты, пока я здесь одна. Я с ними не справлюсь.

– Телепаты дурно врут, если у них нет опыта.

– Вот. Держи при себе, не далее вытянутой руки от тела.

Яхгль качнулась вперед, движение опозналось по ее ощущениям. В комнате не пробежал ни малейший вздох ветра. Из пустоты возник рыжий цветок и опустился в ладонь, как лепесток пламени.

– Энна, – улыбнулся Саид.

Цветок уже год был у Симы, откуда взялся, она молчала. Но разве телепату это важно? Он знал с первого взгляда – подарок того, Тая. Нелюдя, на которого настоящая Сима однажды взглянула и улыбнулась… потому что ей было страшно одиноко, ведь кое-кто младенчески себя вел и нагородил глупостей выше всякой меры. Энна жил и не спешил обзаводиться разветвленными корнями, требующими посадки в почву. Он то пребывал у Павра в «Зарослях сафы», то снова перебирался в каюту Симы, то доставался на день-два Тьюитю. В секторе науки стенали и ругались на самых разных наречиях, проклиная несговорчивость упрямейшего на весь универсум габла. Один цветок энна и есть на свете! Его бы исследовать. Осторожно, бездефектными методами. Но цветок принадлежит Симе. Она категорически против. Поэтому из всех уникальных свойств пока наблюдением установлены немногие, и они соответствуют легендам, памятным расе кэф. Рядом с энна не снятся кошмары. Положив его в изголовье, гуманоиды и негуманоиды отдыхают эффективнее в разы. По утрам счастливцев посещает безоблачное, немного щемящее состояние счастья, приятия бытия. В заведении Павра за весь год ни разу не ссорились те, кто занимал столик близ энна. Брыги – даже брыги! – задумчиво улыбались, гладили воздух над лепестками и отказывались от намерения затеять безобразный шум. Собственно, так Сима и победила их, когда все карательные меры были исчерпаны, но заведение напротив «Зарослей сафы» не закрылось. Павр впал в депрессию и начал паковать вещи для отлета из габа, именно тогда энна в вазе был установлен посреди заведения «Дым сафы», издевательски названного в пику Павру.

– Энна, – Саид сложил ладонь так, чтобы цветок помещался свободно.

Дверь открыла и закрылась. Сознание проводило Яхгль. Не было в душе непокоя, беды утратили весомость. Цветок менял восприятие? Саид улыбнулся шире и поправил себя, вслушиваясь в трепет лепестков на ладони: энна тоже нуждался в близком соседстве надлежащего человека. Энна без Симы не выжил бы, не вырастил и первых робких воздушних корешков. Он не мог найти питательной среды там, где видят закаты и пропускают рассветы. Где стаканы наполовину пусты, хотя могли бы быть заполненными ровно на столько же. Энна созвучен душе Симы. В нем и теперь отражалась она – настоящая.

– Саидка, – шепнули от приоткрытой двери. Существо с лицом Симы скользнуло в палату, замерло у стены и постаралось укутать жертву паутиной приязни. Наткнулось на рыжее пламя энна и насторожилось. – Тебя навещали?

– Павр дохромал, наверное, я очнулся и – вот, – Саид прикрыл глаза, чувствуя в ладони теплоту энна и выговаривая без напряжения то, что в целом и не ложь, скорее догадка. – Позови Бугза. Я не могу отягощать новостями Рыга, он едва жив. Пусть… надеется.

– Что-то плохое?

Саид промолчал. Сима удалилась, чтобы скоро явиться в сопровождении мурвра. Бугз сокрушенно, молча слушал о неспособности ощутить сознание габмурга. На истерзанное темечко мурвра где-то возле свежего излома рога рухнул свод небес, не менее того… В буре эмоций растворялось все. Гнев сжигал до тла. Ярость удушала. Бугз слушал, будучи уверенным в подлинности сообщения. И тем подтвердил сказанное куда надежнее любых заверений. Сима зарыдала, растирая слезы по щекам и очень похоже шмыгая распухшим носом.

Гав поучаствовал в драме: он тихонько, проникновенно подвывал со всхлипам, а сам норовил полнее свернуться вокруг ладони, стать подобием держателя для энна. Мех морфа переливался оттенками пламени, словно весь он – продолжение дивных лепестков, и только в глубине ворса, в тени, пряталась серость большой тревоги… Саид ждал, пока все уймутся и позволят ему выспаться. Очень трудно верить в живучесть, ощутив на себе темную сторону дара идян.

Полудрема утомления обесцветила мир, чужие мысли улитками попрятались в раковины приватности. Вязкое время тянулось, не погружая сознание в сон и не отпуская в пробуждение. Наконец, пришла отчетливая мысль Рыга. Габрал испытывал полную, подтвержденную по ряду каналов, уверенность: та, кого желали выпроводить из Уги, покинула габ. Корабль в прыжке. Носительница внешности Симы, выйдя из палаты Саида, со всех ног помчалась к Павру, проверять, он ли принес энна. В «Зарослях сафы» гостья выпила порцию золотистого гринского газа, обладающего пикантным послевкусием. Утомление навалилось, переросло в сон… или обморок?