Девушка, опустив глаза, смотрит на работу, полностью поглощенная ею. Она сидит комнате, настолько лишенной деталей, что трудно сказать, действительно ли это комната или это пустота, возникшая вокруг ее сосредоточенности. На ней платье сияющего лимонного оттенка, волосы убраны назад в прическу из косичек и крупных локонов. Наши глаза следуют за ее взглядом: вот ее пальцы, вот буква V, образованная двумя коклюшками, с помощью которых она плетет кружево. Девушку – ее имени мы не знаем – Ян Вермеер написал ближе к концу карьеры, в 1669 или 1670 г., возможно, для Питера Класа, тоже художника периода золотого века голландской живописи. Картина известна под простым названием «Кружевница»[229].

Спустя два года после ее написания художник разорился в результате финансового краха, произошедшего после того, как в Нидерланды вторгся Людовик XIV, король Франции. Сияющие холсты Вермеера, которые были очень востребованы, пылились в его мастерской, пока богатство его прежних покровителей испарялось, словно лужи в жаркий день. Художник умер после короткой болезни в 1675 г., оставив жену и одиннадцать детей с огромными долгами[230].

Но картина «Кружевница» была написана в то время, когда Вермеер процветал. Уверенность сквозит в каждом мазке кисти. Живопись отражает благоденствие народа. Вермеер прожил бо́льшую часть жизни в Делфте, маленьком и изящном городе между Гаагой и Роттердамом. В XVII в. в нем было много купцов, мануфактур по производству дельфтского фарфора и ковров. Это одна из самых маленьких картин Вермеера – всего двадцать четыре сантиметра в высоту и двадцать один сантиметр в ширину, – но когда ее впервые выставили в Лувре в 1870 г., она произвела огромное впечатление на одного амбициозного художника. Огюсту Ренуару было двадцать девять лет, и он заявлял каждому, кто был готов слушать, что это самая прекрасная картина в мире[231].

В палитре использован любимый триумвират красок Вермеера: жемчужный серый, желтый и голубой. (Винсент ван Гог, еще один его поклонник, написал, что эти цвета были «столь же характерны для него, как черный, белый, серый и розовый для Веласкеса».) Это картина из серии, над которой Вермеер работал между 1669 и 1672 г. Картины проникнуты нежностью и изображают женщин, поглощенных простыми домашними делами[232].

Современники видели в этой картине воплощение женской добродетели: работа иглой считалась достойным занятием для женщин, удерживавшим их до́ма, подальше от неприятностей. В чуть более раннем изображении этого же сюжета Каспаром Нетшером, другим голландским жанровым художником, идея добродетельного домашнего труда подкреплена дополнительными символами. Снова молодая женщина поглощена работой над кружевами. Она стыдливо отвернулась, ее лицо прячется в тени. Метла у стены указывает на домашнюю работу и порядок в доме. Раковины мидий у ее ног предполагают безопасное уединение, а пара сброшенных башмаков намекает на то, что женщина не собирается выходить на улицу. Ей доставляет радость оставаться в привычной обстановке[233].

Вермеер отказался от такой аллегорической пропаганды. На его картине – девушка на первом плане, развернута в три четверти к зрителю, она не подозревает о том, что за ней наблюдают. В картине несколько глубин резкости, которыми оперирует Вермеер. Перед девушкой, чуть правее от нее, стол, покрытый ковром, ниспадающим тяжелыми складками. На нем – бело-голубая коробка для шитья, слегка приоткрытая, и видны ярко-красные и белые нитки. Свободные нити и золотой с красным узор на ковре написаны размыто, не в фокусе, привлекая внимание зрителя к центру картины: рукам девушки, ловко управляющимся с коклюшками. Вермеер так использовал цвет, что подчеркнул этот эффект. Ярко освещен простой полотняный воротник на левом плече девушки, левая часть ее лба, нос и ловкие, проворные пальцы.

Размер картины, ее передний план с изобилием интригующих предметов и, наконец, то, насколько девушка увлечена работой, все вместе привлекает зрителя подойти ближе к холсту.

«Кружевницу» можно интерпретировать и как размышление о ремесле, творчестве и человеческой способности создавать красоту из самых скромных материалов. Белое льняное кружево, в конце концов, результат того, что в землю были брошены семена. И наоборот, оно же – один из лучших примеров декоративной роскошной ткани. У кружева нет иной функции, кроме как оповещать о статусе, вкусе и богатстве того, кто его носит. Оно не дает тепла, оно в высшей степени деликатное, легко рвется, на нем появляются затяжки, и неаккуратный владелец будет выглядеть неопрятно. И все же в этот период европейское общество – и мужчины, и женщины – было охвачено желанием заполучить эту мишуру. А отсутствие кружев в гардеробе обязательно вызвало бы кривотолки. В результате такой популярности и цены, по которой его могли продавать, кружево создавало престиж и занятость, а дипломатические отношения между странами могли стать напряженными из-за отливов и приливов производства и спроса.

Если бы мы могли побеспокоить усердную кружевницу на картине Вермеера и спросить у нее о происхождении ее ремесла и о том, почему оно так востребовано, скорее всего, она затруднилась бы с ответом. Кружево эволюционировало, а не возникло из ниоткуда. По тем же причинам его так трудно описывать. Если назвать его «плетеным полотном, созданным иглой и нитью или нитями, намотанными на коклюшки», как это делают некоторые, тогда вязание и макраме – тоже разновидность кружева. Самый древний предок кружева, вероятно, «филе» – сетка с квадратными ячейками, созданная с помощью челнока или иглы. Филе было известно в древности, но в XVI в. его начали вышивать, чтобы создать обязательно геометрический, но при этом максимально похожий на кружево узор. Предтечей кружева была белошвейная работа, которую все чаще использовали для украшения подолов и швов тонкого белья, столь любимого европейцами в XV веке, а также позумент, декоративная отделка, созданная с помощью сложного плетения или шнура[234].