– Извини, увлеклась! – уже стоя одной ногой в душевой кабине, я спешно удаляла историю открытия файлов. – Дай мне еще минутку!

Закинув ноутбук в корзину для грязного белья, я намочила волосы и, завернувшись в полотенце, выскользнула из ванной.

– Доброе утро, – обняв Гримма за талию, я поднялась на мысках, чтобы его поцеловать.

Он не стал отстраняться и изображать недотрогу. Наоборот, весьма настойчиво исследовал мой рот языком. И весьма успешно – я чувствовала, что начинаю возбуждаться, хоть и старалась сконцентрироваться на мысли о планах сенатора.

– Лукас, перестань, – выдохнула я, останавливая его руку, забравшуюся под полотенце и сжавшую мои ягодицы. – Или давай хотя бы сначала поедим. Умираю от голода.

Вторая ладонь погладила мое бедро.

– Хочешь, приготовлю тебе завтрак? – Я продолжала искать возможность не начинать то, что мы закончили два часа назад.

– Хочу. – Гримм поцеловал меня в шею. – Только сначала верни ноутбук на место.

Мои щеки вспыхнули.

– О чем ты… – по инерции начала отпираться я, как вдруг поняла, что Гримм не злится. А должен бы.

– Подключение к Интернету запаролено, – пояснил он в ответ на мой вопросительный взгляд. – А ты рано или поздно все равно сунула бы нос в досье, поэтому я специально выложил на рабочий стол как можно больше ненужных файлов.

– Вот… засранец! – шлепнув его по плечу, я освободилась от объятий и принялась собирать разбросанную по полу одежду.

Если он не лжет, чтобы замаскировать свою ошибку с оставленным без присмотра ноутбуком, я снова двигалась не в том направлении.

– Осталось три часа, – сообщил Гримм мне вслед, когда я выскочила от него, не застегивая молнию на джинсах и на ходу натягивая футболку. – Рекомендую поспать.

Впервые за долгое время я послушала его совета, потому что валилась с ног. Сон был беспокойным и слишком коротким, но этого хватило, чтобы глаза перестали слипаться. В четверть седьмого мы с Гриммом встретились в столовой – он до неприличия довольный, я – усталая, но вдохновленная новым открытием. Даже если сенатор скрывает что-то еще, мне пока достаточно новости о родственнике Джейсона. Роившиеся в голове предположения нуждались в тщательной доработке, и я мечтала к ней приступить. Вместо этого пришлось препираться с Гриммом – пока я наливала кофе, он напомнил про обещание приготовить завтрак. Не отвечая, я засунула зерновой хлеб в тостер и полезла в холодильник за джемом.

– Это все, что ты умеешь? – Гримм с иронией следил за моими манипуляциями. – Хреновая же меня ждет жизнь, когда мы решим съехаться.

– Помечтай, – огрызнулась я, но едой все же поделилась.

– Molto gusto[1]. – Он с хрустом откусил треть тоста.

Я не сдержала улыбки. Его итальянский был весьма посредственным и с сильным акцентом. Наверняка специально выучил пару фраз на площадке, чтобы подкатить к смазливой иностранке. Вот только зря – и интрижка толком не сложилась, и проблем прибавилось.

– Molto gustoso[2], – исправила я и поставила перед ним чашку с кофе.

Гримм снова пошутил на тему жены-домохозяйки. Я уже не воспринимала это со злостью – издевками он постоянно расшатывал мою нервную систему как маятник, и иммунитет, наконец, стал понемногу вырабатываться сам. Я медленно привыкала к его обществу. Временами оно даже казалось ненапрягающим. Лишь одного я по-прежнему не понимала: как правильнее себя вести, когда Гримм рядом. Если буду изображать повышенное рвение – он сразу увидит фальшь, ну а демонстративно встречая все его комментарии в штыки, рискую увеличить срок и без того унижающего меня «обучения».

– Сначала досмотрим записи. – Гримм посмотрел на часы и добавил, когда я закончила загружать посудомоечную машину: – И поедем в тренажерный зал Мура – осматриваться…

Продолжить помешал зазвонивший сотовый. Покосившись на экран, я заметила определившееся «Донован» и поморщилась. Настроение снова ухудшилось.

– Ты сам сказал, что у нас три дня, – возмутился Гримм, не проговорив и десяти секунд. И, с досадой нажав отбой, повернулся ко мне: – Собирайся.

– И куда мы…

– Не задавай вопросов.

Он был зол, и я не стала спорить.

Спустя полтора часа, когда седан въехал в город, я успела вдоль и поперек изучить подробную анкету Ченнинга Мура – два листа, которые Гримм разрешил взять с собой. Внушительную часть биографии составляла информация о политической карьере: яркий старт в должности прокурора родного округа Лейк, штата Иллинойс, затем спад, когда он баллотировался на пост губернатора и проиграл. Неудача лишь подхлестнула Мура и, сделав ставку на Палату представителей, он занял кресло конгрессмена, правда до второго срока не дожил. Я покачала головой, отложив листы. Снова пустая трата времени. К штату Висконсин, где избирался Джеффри Спейд, Мур отношения не имел.

Список убитых Свеном Хендерсоном я распечатала без ведома Гримма, но и это сделала зря – ни у одной из жертв тоже не было связи с сенатором. Сорокалетний продавец строительных материалов из Айовы, пятидесятилетний дальнобойщик из Небраски, двадцатипятилетний фотограф из Миннесоты, тридцатилетний журналист Южной Дакоты, офисный клерк из Колорадо и школьный учитель из Вайоминга – этих людей ничего не объединяло даже друг с другом. Ничего, кроме любви к охоте: возле каждого из двадцати убитых были найдены их винтовки и лицензии. За исключением упавшей с лестницы Иды Хендерсон, которую Свен не успел вынести из дома и закопать.

Мы остановились на светофоре, и я взглянула на Гримма, просматривавшего с планшета новости. Покручивая многочисленные сплетни из жизни знаменитостей, он выбирал лишь ссылки, имеющие отношение к политике. Инцидент со стрельбой возле Капитолия, разоблачение подкупа помощника прокурора, подготовка к выборам в конгресс; я почти отвела глаза, как вдруг на экране мелькнула знакомая фамилия: «Марк Фарелли никак не прокомментировал отсутствие дочери на похоронах жены».

Я сглотнула, пытаясь осознать новость о смерти Хлои. Криста перешла черту. Удивлюсь, если люди сенатора после этого сохранили ей жизнь.

– Самоубийство, – покачал головой Гримм, заметив мою реакцию. – Со второй попытки.

– Ее же… похитили, – недоумевала я.

– Посмотри сама.

Я пробежалась по ссылкам, восполняя недостающие фрагменты последних дней жизни матери Тейлор. Спустя сутки после скандального исчезновения в Центральном парке не пострадавшая, но слегка бледная Хлоя Фарелли собрала пресс-конференцию и заявила, что произошедшее было неудачным розыгрышем ее друзей, которые хотели привлечь внимание к благотворительному аукциону, и принесла за них извинения. А через неделю приняла такое количество антидепрессантов, что хватило бы на всех ее подруг. Медикам едва удалось спасти светскую львицу. Тогда она увеличила дозу.

– Якобы инсценировка похищения? – возмутилась я, возвращая планшет. – Скорее уж самоубийство похоже на фарс!