— Господи, сынок, и о чём ты только думал? — запричитала его мать.

— Ты её изнасиловал, подонок?! — взревел в унисон Лизин отец. — Да я тебя засажу!..

— Вы ничего не докажете!!! — вскинулся и родитель Олега.

— Да я все свои связи подключу!.. — не сдавался Лизюков.

Решение было найдено, на взгляд Лизы, совершенно дикое. Родители постановили, что дети должны пожениться.

Это было выгодно и удобно обеим сторонам: Олегу гарантировало, что никто впредь не станет пытаться его “засадить”, а Лизу хотя бы частично избавляло от косых взглядов и пересудов. В конце концов, через несколько лет можно и развестись, если приспичит. Разведёнка с ребёнком — не то же самое, что мать-одиночка, родившая в столь нежном возрасте.

Естественно, ни Тошины не пребывали в восторге от будущей невестки, ни Лизюковы не трепетали радостью от перспективы заполучить в зятья Олега. Однако было заключено что-то вроде пакта о ненападении: пусть дети спокойно заканчивают школу, затем Олег поступает в МГУ, как и планировал, а Лиза рожает в срок здорового и крепкого малыша. Худой мир лучше доброй ссоры.

— Я не хочу замуж за Тошина, — прошептала Лиза, зажмурившись, когда ей сообщили эту новость. Что за горькая насмешка! Просто жестокая ирония судьбы… Скажи кто-нибудь пару месяцев назад, что она станет женой Олега, который был для неё целым миром — самым умным, самым красивым и самым лучшим парнем на свете, она лишилась бы рассудка от счастья. Но сейчас… сейчас все чувства в ней словно умерли. Не осталось ни любви, ни ненависти, ни привязанности к кому-либо. Лиза завернулась в свой кокон и не собиралась из него вылезать. Даже нежности к будущему ребёнку она не испытывала… впрочем, и отвращения — тоже. Он рос и развивался в ней, но без её участия. Она словно не имела к нему никакого отношения.

— А придётся, — безапелляционно подытожил отец. — И давай-ка соберись, чтобы хоть школу нормально окончить. Понятно, что с институтом в этом году ты пролетаешь… но это не повод махнуть на себя рукой.

— Но как я смогу ходить в школу? — спросила Лиза. — Ведь уже совсем скоро будет заметен живот!

— С директором вашим мы договоримся, — пообещал отец. — Возможно, придётся и на лапу сунуть… Учиться будешь дома, а в школу явишься только на выпускные экзамены и за аттестатом.

Затем к ней пришёл сам Олег — с “официальным” предложением руки и сердца, что выглядело, на Лизин взгляд, совершеннейшим фарсом.

— Тебе-то всё это зачем, Тошин? — спросила она, нервно покусывая сухие спёкшиеся губы. — Свадьба… ребёнок… я…

— Знаешь, как-то очень не хочется жить с клеймом насильника, — буркнул он, отводя взгляд.

— Ах, значит, быть насильником — ерунда, а вот слыть им — уже совсем другое дело? — Лиза и не подозревала, что в ней скопилось столько яда в его адрес.

Олег изменился в лице.

— Я не насиловал тебя, дура! Ты и сама была не прочь…

— Если это — не изнасилование, боюсь представить, что же тогда в этом мире называется настоящим насилием, — парировала она.

— Кончай бузить, Лизюкова, — устало выдохнул Тошин. — Я сам не в восторге от того, что происходит — это ещё мягко сказано. Но… и для меня, и для тебя на данный момент пожениться — это единственный выход. В конце концов… в конце концов, ребёнку нужен отец.

Расписали их быстро, учитывая особые обстоятельства, то есть беременность невесты.

Естественно, не было никакой свадьбы — ни нарядного белоснежного платья у новобрачной, ни классического чёрного костюма у жениха. Не было гостей, ресторана и даже скромного семейного застолья… да и что тут было праздновать? Правда, в загсе Лариска всё-таки сделала пару кадров на свою “мыльницу”, с плохо скрываемым ехидством пояснив:

— Чтобы память осталась!

В жизни Лизы после получения штампа в паспорте ничегошеньки не изменилось. Она продолжала жить у себя дома, а Тошин — у себя. Правда, после рождения ребёнка молодые должны были съехаться и всё-таки попытаться построить ячейку общества. Для этих целей спешно делался ремонт в квартире покойных бабушки и дедушки Лизы: и без того старенькая двушка была совершенно убита квартиросъёмщиками-студентами, но теперь их попросили освободить жилплощадь.

Лизе не хотелось переезжать из родного дома, но она прекрасно понимала, что новорождённый ребёнок и ритм жизни, им навязанный, едва ли будет с восторгом принят остальными членами семьи. Особенно Лариской… Сестра точно не пережила бы режима ночных подъёмов, младенческого плача, пелёнок-распашонок и испачканных подгузников, даже если её эти подгузники и пелёнки напрямую не касались бы.

Одноклассники узнали обо всём сразу после зимних каникул. Неизвестно, кто именно не смог удержать язык за зубами и пустил слухи по школе: сам Тошин или кто-то из учителей, с которыми родители договаривались о домашней форме обучения для Лизы. Что самое поразительное, Олега все эти пересуды как будто не коснулись — ну да, именно он заделал ребёнка своей однокласснице, но никто не винил его и не думал над ним смеяться. Правда, Динка Старцева окончательно отсела от него и демонстративно перестала разговаривать, но это было единственным видимым изменением.

А вот Лиза хлебнула сполна… До марта она всё-таки посещала школу, тем более и токсикоз первых месяцев отступил, так что Лиза прекрасно замечала и понимала природу косых взглядов, хихиканья за спиной, насмешливого шёпота, а также пристального внимания к её фигуре. Когда все отправлялись на урок физкультуры, Лиза оставалась сидеть в классе, а девчонки начинали многозначительно переглядываться. Пацаны пару раз притаскивали из зала футбольные мячи, засовывали их себе под футболки и весело ржали. Тошин в такие моменты делал вид, что не понимает сути приколов и вообще не имеет к происходящему ни малейшего отношения. Лиза не осуждала его за это, ему ведь тоже нелегко было вжиться в роль “мужа”, тем более фактически они не были супругами, только на бумаге. Однако Тимка Берендеев однажды психанул, не выдержав подобного представления, надавал подзатыльников острякам, “забеременевших” мячами, а в сторону Олега презрительно бросил:

— Ты, конечно, слабак и первосортный говнюк, но такого малодушия я даже от тебя не ожидал, честное слово.

Тошин смешался на миг, но тут же сделал вид, что не понимает, о чём речь. А вот Лиза впервые в тот момент по-настоящему смутилась. Ей было неудобно не перед издевающимися над ней одноклассниками или Олегом, а перед старым другом…

Она даже хотела подойти к нему после уроков и поблагодарить, но Тимка упорно избегал её. Вероятнее всего, не мог простить ей их последнего разговора, случившегося ещё в октябре. Да она и сама не могла простить себе всего, что тогда ему сгоряча наговорила… Однако пути назад всё равно не было. В любом случае им с Берендеевым больше не судьба ходить вместе домой после школы, забредать по пути на рынок к палатке с чебуреками и лакомиться ими по дороге. И шоколадки он для неё таскать никогда больше не будет… Детство кончилось. И дружба тоже кончилась.