Шли всю ночь. Двигались очень осторожно: нормальная разведка не проводилась, а мы забирались очень глубоко в тыл противника. Не имея достоверных данных ни о позициях азербайджанцев, ни об их постах, ни о возможных заминированных участках, мы ждали любых сюрпризов и неожиданностей. С нами шел проводник – парень из этого села, охотник. Мы должны были остаться незамеченными, а он знал, какие склоны не просматриваются с дороги, говорил, в каких местах следует быть осторожнее, где можно спрятаться, на каких участках не стоит курить. Маршрут оказался действительно непростым. На северных склонах еще лежал глубокий снег, и нам пришлось пробиваться сквозь него, иногда проваливаясь по пояс. Тяжелые вещи, кроме оружия и боеприпасов, побросали по дороге, решив, что подберем на обратном пути. Все мерзли – сказывалась высота. И чем выше мы поднимались, тем холоднее становилось.

К утру 8 мая мы вышли на гору прямо над Лысогорским перевалом, и… неожиданно наткнулись на азербайджанский пост! Впервые за весь переход! Неожиданно, потому что разведка рисовала нам их позиции совсем по-другому. Там, где, по нашим данным, предполагалось присутствие противника, никого и ничего не оказалось, а встретили мы его, где вовсе не ожидали. Это был небольшой пост, скорее всего, просто наблюдательный пункт. Завязалась короткая перестрелка, закончившаяся поспешным бегством противника. Преследовать не стали: в наши задачи не входило ввязываться в бой. Один из наших бойцов получил легкое ранение в руку выше локтя, но остался в строю.

Вот она, дорога, за которой мы должны вести наблюдение, – под нами. Никто не сможет пройти незамеченным.

Несмотря на холод, мы не разводили огонь: нас могли обнаружить. Чтобы не замерзнуть, садились небольшими группами в тесный круг и грелись, прижимаясь друг к другу. Днем выглянуло солнце, и стало даже жарковато. Мы наблюдали за дорогой, не сводя с нее глаз, но все наши мысли были о том, как там, внизу, разворачиваются события. В чудовищном напряжении ожидали вестей. Что там происходит? Взят ли город? Вошли или не вошли наши в Шушу? Связь держали по рации, Самвел почти не отрывался от нее, поддерживая постоянный контакт с командным пунктом. Мы видели идущий по дороге безостановочный поток людей, автобусов, машин: Шушу в беспорядке покидало гражданское население. Мы надеялись, что раз уходит население, то военные наверняка тоже рано или поздно оставят город – но когда? По радиоперехватам слышали, что они напуганы, слышали их отчаяние, слышали, что они просят прислать подкрепление. Просят безрезультатно: весь день мы наблюдали движение только в одну сторону – из города. Никакого встречного движения не было. Никакого подкрепления. Никто даже не пытался пробиться на помощь. Мы слышали, что среди военных нарастает паника. Конечно, когда противник видит, что у него в глубоком тылу вдруг появляются армянские отряды и одновременно, уже с другой стороны, в другом районе, но опять-таки в глубоком тылу, тоже появляются отряды… и еще, и еще… и эти отряды возникают то тут, то там, – создается впечатление, что наших войск намного, гораздо, значительно больше, чем на самом деле. Противнику кажется, что он попал в окружение и что кольцо вокруг города вот-вот сомкнется.

Тем не менее Шуша продолжала обороняться. Основные бои шли с северной и восточной сторон города, там, где была возможность к нему подняться. При наступлении по главному направлению, прямо на дороге, был подбит наш танк. Его экипаж, за исключением командира, не успел выбраться и погиб.

Вечером мы узнали, что город взять не удалось.

Получив это известие, мы с Самвелом уже в сумерках спустились вниз, в штаб, оставив небольшую группу на перевале наблюдать за дорогой. В штабе подводили итоги первого дня и планировали дальнейшие действия. Поставленную задачу мы решили лишь частично: окрестные деревни захвачены, но наступление на Шушу отбито, обе стороны понесли потери. Нужно было сконцентрировать все силы, чтобы утром предпринять новую попытку штурма. Часть нашего отряда спустилась с перевала и присоединилась к остальным. Ночь пролетела незаметно: все были напряжены и взбудоражены, ждали боя.

Утром, когда мы уже собирались начать наступление, наблюдение показало, что в городе нет никакого движения. Что это? Военная хитрость противника? Стали осторожно выдвигаться – никого! На подходе к Шуше – никого. Никто не защищает город? Отряд за отрядом постепенно шли дальше, дальше, дальше – так и вошли в Шушу, не сделав ни единого выстрела…

Никого. Город пуст.

Оказалось, что ночью последние защитники оставили его. Мы не видели их ухода, потому что они, заметив на перевале над основной дорогой наш отряд, выбирались из города окольными путями, через деревни. Наш план – напугать, посеять панику – сработал! Бежали они в спешке, побросав множество техники, вооружения и боеприпасов. Когда наши военные увидели количество доставшихся нам трофеев, их радости не было предела. В знаменитой Шушинской церкви Казанчецоц[64], где защитники Шуши устроили склад – в уверенности, что по церкви армяне стрелять не будут, – мы обнаружили сотни ящиков с ракетами для установки «Град». Эти ракеты уже больше никогда не полетят в сторону Степанакерта!

Сложно описать охватившее нас ликование, когда мы осознали, что город взят. У меня сразу исчезла боль в мышцах от изнурительного ночного похода в горы. Люди бросались обнимать друг друга, смеялись и плакали одновременно, некоторые пустились в пляс, другие, не в силах сдерживать переполнявшие их эмоции, подпрыгивали, кричали, палили в воздух…

Это была первая операция такого масштаба и наша первая крупная победа в этой войне.

Сейчас, вспоминая те события, я думаю, что защитники города просто психологически проиграли нам. Если бы они решительно настроились стоять до конца, если бы они твердо вгрызлись в Шушу, то взять ее оказалось бы очень сложно – ведь это действительно неприступная крепость. Нам пришлось бы окружать ее и начинать осаду. Мы все равно взяли бы ее – я уверен в этом, но ценой больших потерь и истощения всех сил.

Однако решимости стоять до конца у них не оказалось…

Прорыв блокады

Враг был деморализован потерей Шуши, мы же, напротив, вдохновленные победой, рвались вперед и продолжали наступать в направлении Лачина. Нам было жизненно важно пробить коридор в Армению и вывести страну из блокады. Требовалось удерживать темп, чтобы не дать противнику возможности оправиться и перегруппироваться для организации обороны. Наступление велось стремительно, наши отряды брали село за селом, почти нигде не встречая сопротивления. Противник в панике отступал, бросая все – оружие, технику, боеприпасы. Благодаря этому мы постоянно пополняли свои ресурсы, причем не только военные: во всех покинутых селах обнаруживались запасы продовольствия,