Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если бы мне понадобился кто-то, кто позаботился бы о Ники, пока меня нет, Мама-Кэп была бы вне конкуренции. За такую заботу о детях платить невозможно. Кто мог предвидеть, что Стефани решит, что в ее обязанности входит спать с моим мужем?
Вообще-то мне следовало это предвидеть. Сначала я считала блог Стефани абсолютно безобидным, всякая ерунда про “сохраним планету зеленой”. Но когда я узнала ее поближе, мне стало интересно наблюдать за разницей между женщиной, которой Стефани притворялась в своем блоге, и человеком, которым она была на самом деле. Читая блог Стефани, представляешь себе образец респектабельности, лучшую и самую честную из когда-либо существовавших мам. А на самом деле эта женщина имела долгую любовную связь с собственным единокровным братом и, возможно, несла ответственность за самоубийство мужа.
Я увидела то, что хотела видеть. А надо было увидеть в ее лжи предостережение.
* * *
Конечно, Стефани не стала выбалтывать мне свои секреты сразу же. Но она всегда намекала, что есть кое-что еще, кое-что темное в ее истории – может быть, немного извращенское, что-то, что удержало бы мой интерес в случае, если я вдруг отвлекусь от волнующего вопроса о том, насколько мальчикам нравится их учительница, или от повести о том, как трудно заставить Майлза быть вегетарианцем.
Тайны Стефани были ее капиталом. В самом начале наши диалоги напоминали игру-угадайку. Стефани намекала, что у нее есть тайны, а я должна была манипуляциями принудить ее выдать их мне. Или хотя бы – о чем они. Вранье. Стефани хотела рассказать мне все. Просто не могла дождаться.
Я знала, как погибли ее муж и брат, но сделала вид, что не знаю. Это была такая грустная история, что я плакала. Настоящими слезами. Это для нее много значило, потому что она считала меня замкнутой, даже холодной, хотя я изо всех сил, со сверхурочными, старалась выглядеть уютной и теплой.
После того как мы поплакали вместе, Стефани сказала: как прекрасно, когда у тебя есть друг, лучший друг, как когда мы были подростками.
На это мне трудно было ответить. Не на такой эффект я рассчитывала. Стефани была так уверена, что знает, кто я такая и что я чувствую на ее счет, что никогда не интересовалась узнать правду.
Стефани была слабой, но настырной и пробивной в своей слабости. Она хотела, чтобы мы остались лучшими друзьями навсегда. Словно мы были девочками-подростками. Она изучала меня: мою одежду, мой стиль. Как я разговариваю с Ники. Лестно, когда кто-то хочет быть тобой, даже если у тебя от этого мороз по коже. “Одинокая белая женщина” – один из самых страшных фильмов.
Мы с Шоном напоминали друг другу: все это ради Ники.
Мне не требовался лучший друг. Мне нужен был свидетель, подтверждающий мою репутацию, и временная нянька для моего сына.
Стефани изливала мне свое сердце. Словно я священник, его преподобие, раввин или психотерапевт. Не сразу найдешься с ответом, когда мама лучшего друга твоего сына рассказывает тебе о своих любовных отношениях с единокровным братом. Об отношениях, которые длились с тех пор, как она в восемнадцать лет познакомилась с ним, и до самой его гибели – и которые, возможно, заставили ее мужа убить себя и любовника своей жены. Своего шурина.
– Ничего себе! – вот все, что я могла сказать.
– И правда “ничего себе”, – согласилась Стефани.
* * *
Какой тайной могла я заплатить Стефани за ее тайну? Разве не так – предположительно – работает дружба? Я жаловалась на Шона, на то, каким утомительным оказался визит к его матери в Англию. Я рассказывала, какой он фантастический любовник. Я жаловалась, как тяжко я работаю. Жаловалась, что Шон думает, будто умнее меня, что он не признает, как много я делаю. Все это было правдой, но я не могла открыть ей главный секрет, состоявший в том, что все это – каждый разговор, каждый бокал белого вина, выпитый в ее компании после школы, жирный гамбургер и партия в мини-гольф – было частью плана, который мы с Шоном проводили в жизнь.
Не уверена, что Стефани вообще слушала. Ей нужно было поговорить, намекнуть, что есть нечто большее, чем она мне рассказывает, нечто более темное, о чем она умалчивает. Морковка на палке моей фальшивой дружбы со Стефани.
Она выбрала странное место, чтобы выложить мне тот последний великий секрет, который, правду сказать, я уже учуяла и ожидала.
Была августовская суббота. Шон работал в городе. Мы со Стефани решили свозить мальчишек на окружную ярмарку. Я сказала себе, что там может быть весело: цыплята славных в прошлом пород, поросята-призеры, отменно вкусные маринованные огурчики. Мальчикам наверняка понравятся деревенские животные, сладкая вата и карусель.
Но день выдался ужасно жарким. На пыльных площадках нечем было дышать. Везде жарили луковые “цветы” и (новинка этого года) печенье “Орео”, Из-за этого сладковатого чада мне казалось, что я или упаду в обморок, или меня вырвет.
Пока мальчики бежали впереди нас, не пропадая из виду, мы со Стефани задавались вопросом: какая мать в здравом уме позволит своему ребенку прокатиться на этих изношенных, дряхлых “русских горках”? Я бы очень хотела прокатиться, но не рискнула сказать об этом.
Единственным аттракционом, на который мальчиков не страшно было отправить одних и который они не считали оскорбительно детским, были машинки в виде маленьких подводных лодок. Прикрепленные к центральному столбу, они медленно поворачивались, слегка поднимаясь в воздухе и мягко скользя к водоему под ними. Аттракцион для малышни.
Он выглядел абсолютно безопасным, но я все же удивилась, что не в меру беспокоящаяся о своем чаде, невротичная Стефани разрешила Майлзу прокатиться. Опершись на ограду, окружавшую аттракцион, мы с ней смотрели, как наши мальчики поворачиваются и ныряют. Я спрашивала себя, помнит ли Стефани “Незнакомцев в поезде”. Я заставила ее посмотреть фильм. Сцена с каруселью чрезвычайно растревожила ее. Вряд ли Стефани дочитала книгу, хотя делала вид, что дочитала.
– Посмотри на Майлза, – сказала Стефани. – Посмотри, когда он будет поближе.
– А что с ним?
– Присмотрись как следует. Помнишь, я показывала тебе фотографии своего брата Криса?
– Конечно.
Я припомнила: темноволосый, красивый, мускулистый парень в белой футболке и джинсах. Настороженный перед камерой, слегка подозрительный. Я понимала, почему Стефани так тянуло к нему, потому что видела и фотографии ее мужа Дэвиса. Брат был на порядок привлекательнее. Помню, как она показывала мне его фотографию вместе со свадебным фото ее родителей, подчеркивая сходство между ее отцом и сводным братом. Между ее матерью и ею самой.
– Я хочу рассказать тебе кое-что, чего я никому никогда не говорила, – сказала Стефани.
Она часто начинала диалог таким образом. Иные из ее историй оказывались весьма яркими – про любовную связь с братом, – а другие “тайны” казались столь незначительными, что я тут же забывала их.