– Тем, что он гуманен. Разум продолжает жить, познавать, творить и помнить.

– Как же он может познавать и творить, когда у него нет ни глаз, ни ушей, ни рук? И для чего ему эти познания и творения, если у него нет больше ничего и их некуда применить?

– Его познания и творения необходимы Ми-Го, он применяет их для дальнейшего познания.

– Ах вот как?! Значит, их разум – раб Ми-Го, который присваивает плоды его труда, не давая ему ничего, потому что ему, видите ли, ничего не нужно! А он спросил согласия этих людей, прежде чем давать им такое бессмертие?!

– Ктулху уж точно никого ни о чем не спрашивает.

– И никого не обрекает на вечное рабство. Он, по крайней мере, прям и никого не дурачит вечным познанием, от которого, после того как вынут мозг, нет никакого толку.

– Лучше уж познавать без толку, чем отдавать всю накопленную мудрость вместе с жизнью. Я, по крайней мере, не отдам ни свою, ни их.

С этими словами он ринулся на меня. Похоже, он, несмотря на свой почтенный вид, не отличался выдержкой. Я совсем не хотел убивать ни его, ни других, тем более после того, как совершенно неожиданно услышал столько интересного. Размахнувшись из-за спины, я ударил ятаганом в зазубрину его клинка, что была ближе к рукояти. Однако, вопреки моему расчету, его меч не сломался, а произошло нечто совершенно удивительное. Клинок ятагана глубоко вошел в него, как топор – в развилку ветвей дерева, расщепив по зазубрине. Дойдя почти до рукояти, он крепко застрял в нем. Мы оба ошеломленно воззрились на это чудо, затем принялись отчаянно дергать свои мечи на себя, пытаясь их освободить. Наконец мне удалось выдернуть ятаган, оставшийся целехоньким. Его же меч был расщеплен надвое, и часть его держалась кое-как у самой рукояти.

– Не может быть, – изумленно проговорил он, глядя на то, что получилось.

– Отчего же, – с ухмылкой сказал я. – Ведь это – знаменитый меч Йона, низвергающий отродий Хазаат-Тота, перед которым отступили даже Шог-Готты у подножия Черного столба, хранящего железные когти. Если не верите, можете спросить у ваших зеленокожих собратьев, обитающих в африканской пустыне.

Эти мои слова после всего уже сказанного окончательно заморочили и подавили Могильных Червей. Они, похоже, даже не заметили, как мои товарищи увели у них из-под носа две арбы, на которых, завернутые с саваны, неподвижно лежали мудрые. Я же продолжал:

– Мы не служим ни Ктулху, ни Ми-Го, ни кому-либо из неведомых. Мы служим жизни и не позволим использовать свободных людей как пищу или как мертвый инструмент. И если вы поклянетесь, что больше не придете сюда с подобными целями, уйдете отсюда невредимыми. Итак…

– Я не желаю клясться больше никому и ни в чем! – вдруг взревел мой противник. – Есть только одна клятва, и она будет исполнена!

С этими словами он в исступлении вновь бросился на меня со своим сломанным мечом. Я наотмашь ударил по нему ятаганом, и он наконец отломился. Тогда обезумевший фанатик нацелил мне в грудь его обломок. Я отклонил его удар и нанес укол ему в плечо. Он выронил обломок меча, но тут же подобрал его другой рукой.

– Я вижу, ты не хочешь моей смерти, – произнес он. – Я дам клятву, которую ты просишь, и сдержу ее, но лишь в обмен на твою клятву. Ты поклянешься, что не будешь выпытывать у меня ничего, связанного с моей верой. Ты поклянешься, что ни ты, ни кто другой не проследит моего пути, чтобы раскрыть тайны, связанные с Ми-Го. В противном случае мне останется лишь прикоснуться своим мечом к ране. Этого будет вполне достаточно, чтобы обезопасить мою веру от чужих посягательств, так как никто из пришедших со мной просто ничего не знает.

Во мне вновь разыгралось жгучее любопытство. Мне, конечно, очень захотелось проникнуть в эти тайны. Но теперь выбор мой стоял между любопытством и благородством. И я с чувством горькой досады, но совершенно твердо произнес:

– Да будет так! Я даю эту клятву от имени всех пришедших со мной, хотя я пришел сюда именно за этими тайнами.

– Я также даю клятву, – сказал он и бросил на землю обломок своего меча.

– Скажи лишь одно, – не удержался я. – Кто такой Ми-Го: языческое божество или тот, кто приходит и уходит?

– Твое упорство принесет свои плоды, – ответил он. – Аравийская пустыня – один из многих уголков земли, хранящих свидетельства, потрясающие разум. А Ми-Го – это имя одной из великих рас, когда-либо посещавших наш мир.

Я вновь обратился к остальным Могильным Червям. Вконец перепуганные, они поочередно произнесли клятву. Затем я повернулся к связанным. Вдруг сзади раздался истошный вопль. Я молниеносно обернулся и встретил ятаганом летящий в меня кинжал. Кувыркаясь, он взлетел вверх. Я же поймал его за рукоять и метнул обратно в того, от кого он прилетел. Я успел заметить это краем глаза, и теперь клятвопреступнику не было пощады. Кинжал вонзился ему в живот, рассеча главную жилу. Пораженный с воплем покатился по земле. Если даже его кинжал и был отравлен, яд не успел подействовать: жизнь быстро покинула его тело вместе с обильным потоком крови. Подойдя, я узнал в нем того лысого нескладного человечка, что недавно предрекал мне завидную судьбу. Очевидно, она заключалась в вечном служении моего мозга великому Ми-Го.

– Вы свободны! – обратился я к Могильным Червям. – Отправляйтесь куда хотите и помните о клятве. Следовать за вами никто не будет. Но запомните крепко и передайте другим: пришедший сюда с плохими намерениями будет встречен здесь многочисленными искусными воинами. А теперь приведите в чувство мудрых.

– Это нельзя сделать быстро, – сказал почтенный воин. – Если даже убрать источник, снадобье будет действовать еще многие дни.

– А если не убрать источник? – спросил я.

– Они не должны были проснуться… – потупив взор, ответил он.

– Тогда убери источник.

Почтенный воин подошел к мудрым и обнажил плечо одного из них. На него была наложена повязка. Когда почтенный воин убрал ее, я увидел прямо над ключицей небольшой зашитый разрез. Попросив острый нож, почтенный воин вскрыл шов, вынул из раны какой-то мягкий комочек и бросил его на землю.

– Что это? – удивленно спросил я.

– Это – хлопковый шарик, пропитанный снадобьем.

– У тебя есть противоядие?

– Нет. И я не знаю, существует ли оно. Мне оно никогда не было нужно, ибо их миссия не предполагает пробуждения.

– Когда же теперь наступит пробуждение?

– Возможно, через несколько недель. Это зависит от его жизненной силы.

Тут я вспомнил о своем бальзаме. Он как раз увеличивал внутренние силы в борьбе с ядами.

– У тебя найдутся хлопковые шарики? – спросил я, вынув сосудик.

– Найдутся, – ответил он.

– Тогда пропитай их этой жидкостью и вложи туда же, но только по всем правилам.

– Я сделаю все, как нужно, – ответил он. – Лишь бы эта жидкость была способна помочь.