кто воспитывался на подвиге Дикой дивизии в битве под Прагой, стремились доказать, что они не менее достойны упоминаний и быть героями многочисленных рассказов.

Огибая раненных, либо убитых своих сослуживцев, воины, что предпочитали называться не русскими, а русского императора, быстро достигли позиций, на которых располагались шведские пушки. Одни вставали на коня, показывая недостижимый уровень наездника, джигитовки, другие спрыгивали со своих коней и устремлялись на флеши и равелины, наспех возведенные шведами, когда те уперлись во вторую линию русской обороны.

Следом за конной дикой лавиной быстрым шагом, зачищая все вокруг, шли три полка из числа пехотинцев корпуса Искандера.

Не только «дикие» должны были участвовать в атаке. Их задачей было ошеломить противника, дезорганизовать, но через час наступления сменить горцев и закавказцев должны были казачьи полки, а ландмилиция выдвигалась в прорыв, чтобы перекрыть узкий проход между озером Пулавеси и озерами Сайма и Пурувеси. Таким образом, на второй день наступления предполагалось отрезать резервы и командование шведско-союзным войском от остальных сил.

В это же время дивизия Суворова, которому генерал-аншеф Чернышов даровал право самостоятельного решения, занял крепость Товастгус и угрожал тылам шведско-англо-французского войска.

* * *

Нахичевань

17 октября 1762 года

— Господин командующий, господин командующий! Вы меня слышите? — сквозь пелену, на грани слышимости доносились звуки.

По крайней мере, Василий Петрович Капнист именно так воспринимал громкий голос медикуса.

— Вы меня должны слышать! Василий Петрович, господин командующий! — медикус Иван Семенович Товарин дал пощёчину командующему Кавказским военным округом, по совместительству генерал-губернатору всех кавказских и закавказских земель.

— Хр-рр — прохрипел генерал-аншеф.

— Ну вот и слава Богу! Я то думал, что уже того, с анестезией лишком взял, — Товарин с облегчением вздохнул и обратился к офицерам, которые вошли в палату сразу же, как только узнали, что медикус пошел самолично будить командующего. — Итак, господа, я сделал, что мог и, как оказалось, могу немало. Пулю извлек, она прошла рядом с сердцем и лишь Божественным проведением не убила. Так же я собрал левую руку Василию Петровичу, по косточкам собрал. Это, я вам скажу, господа, успех! При таких травмах руку следовало бы отрезать. Но есть и та самая ложка дегтя, господа. Генерал-аншеф в ближайшие три недели точно не сможет принимать никакого дельного участия в военных делах. Тут дело не в том, что ранение в грудь, а то, что при падении с коня, командующий повредил голову, и головные боли в ближайшее время у него будут такими, что и совета дать дельного не сможет.

Иван Семенович, главный военный медикус Закавказского корпуса, развел руками, мол, сделал, что мог.

— Да, господа, это для нас серьезный вызов. Все же Василий Петрович был нашим знаменем, воистину командующим, — высказался бригадир Михаил Львович Измайлов.

— Вы правы, но недосуг нам быть няньками у командующего, когда неприятель наступает, — сказал генерал-поручик Матвей Андреевич Толстой, который становился старшим по чину, если генерал-аншеф Капнист оказывался прикованным к кровати.

Покушение, которое было совершено на Капниста, выбивалось из понятий честной войны, впрочем, это понятие было слишком иллюзорным, чтобы его придерживаться.

Василий Петрович готовил контрудар вдоль реки Аракс, по направлению к Нахичевани. Англо-персидское войско третьим штурмом прорвало оборону, которую уже как два года пытался выстраивать Капнист. Дело не в стойкости солдат, некоторые при первых двух штурмах показывали образец героизма и самопожертвовании, дело в том, что, кроме быстрой реки, которую во многих местах можно перейти, серьезных преград для наступающих не было. Не было и крепостей, на которые могли бы русские опираться. Да и планом вероятной войны предусматривался как раз прорыв обороны с последующим фланговым ударом по персам, которым не приходилось выбирать дороги и их маршрут легко просчитывался.

Вот этот удар и планировался и уже был готов, пока десяток абреков, которые состояли в корпусе Капниста ни с того, ни с чего, стали быстро на резвых конях приближаться к дому, где недавно закончилось совещание и Капнист оставался почти один. Почти, — это значит, что с ним было лишь два телохранителя и несколько слуг.

Был бой, два казака, призванные защищать командующего любой ценой и прошедшие к тому же специальную подготовку, уничтожили шестерых напавших, пока сами не были убиты из револьверов. Двоих нападавших заколол шпагой сам Капнист, после командующего своей грудью прикрыл слуга Матвей, ну а потом Василий Петрович попытался сесть на коня и догнать последнего, улепетывающего убийцу. Капнист почти догнал того, кто осмелился стрелять в русского командующего, но… нашлись еще двое таких же бесстрашных. Беглец привел Капниста в засаду. Пять выстрелов, четыре из которых взяла на себя лошадь. Животное понесло, когда Капнист, зацепившись ногой за стремя куклой упал на землю и так прочертил не менее двадцати метров, пока лошадь не остановилась и не стала заваливаться. Может именно то, что Капнист оказался под лошадиной тушей и спасло его, прикрыло от возможного повторного выстрела. Через полминуты на месте были казаки, которые изловили татей.

— Ничего не знаю, нам приказал наш старший, он убит, его спрашивайте! — все что говорили, как оказалось, персы, которые прикидывались отрядом горцев.

Их еще спросят, обязательно спросят, и они расскажут. Но вот же незадача… Этот отряд из полусотни человек, который использовали для разведки и разъездов, весь оказывался из сочувствующих персам и исправно сообщал английскому командованию обо всех передвижениях русских.

И теперь, в разгар борьбы, русские войска оставались без того человека, на авторитете которого держались многие связи и приказы которого исполнялись всеми беспрекословно, ибо знали, кто такой Капнист и сколь он может быть и жестоким и справедливым. Так получалось, что не было иного лидера среди русских, который мог вести за собой и отряды подчиненных России народов.

Контрудара русских войск так и не последовало, командующий англо-персидскими войсками английский генерал-лейтенант Джон Мюррей поставил заслон на вероятном направлении удара русских. Потому, как только передовые отряды Первого Самарского полка подошли к месту, от которого предполагалось развивать фланговый удар, заработали персидские артиллеристы, которые споро заряжали под командованием английских офицеров английские же пушки вполне умело, после поправок английских корректировщиков, разили русских пехотинцев.

Андрей Матвеевич Толстой, взявший на себя командование русским корпусом, было дело, приказал казакам атаковать неприятеля, чтобы спасти Самарский полк, но полегли многие и донские казаки, которых самих ударили во фланг отряды персидской конницы, и самарцы, которые решили стоять насмерть, так и простояли, пока многие не полегли.

В первый раз за последние десятилетия Россия вот так, бесславно, проигрывала толком и не начавшуюся битву.

* * *

Смирна

17 октября 1762 года

Генерал-фельдмаршал Джон Легонье откровенно кривился и прикрывал рот и нос своим белоснежным, с кружевами, надушенным, платком. Вокруг стоял смрад и откровенная вонь. Зря сэр Легонье решил пройтись по улицам Смирны и посмотреть на последствия того чудовищного избиения жителей города, что учинили турецкие… ну, если только условно, то можно назвать и «солдаты».

Когда генерал-фельдмаршал прибыл к войскам после долгого согласования с французами, кому именно быть командующим, турецкие части уже концентрировались у Смирны. Этот город по итогам русско-турецких войн остался за Турцией, правопреемницей Османской империи, и более десяти лет был важным для всех торговых отношений, как официальных, так и контрабанды. Именно через Смирну приходило немало оружия, пороха, инструкторы. Не было иного города, который мог бы исполнить роль торгового хаба, Россия обложила Турцию своими территориями и обрекала некогда могущественную страну на выживание, но не развитие.

Может быть именно потому что ранее Смирна была сильно важна, тут и не было этнических чисток, которыми подверглись иные населенные пункты Турции, которые еще остались подконтрольными бывшим османам, ныне лишь туркам.

Сейчас же турецкие войска, войдя в город начали сперва принижать и оскорблять армян, евреев, греков, любых инородцев. А после того, как русские диверсанты взорвали два склада с порохом и оружием и обстреляли турецкий пехотный полк на марше из небольших ракет, Смирна превратилась в чистилище, как это представлял себе