— Но разве это не так? — воскликнул принц.

— Нет, мой друг, это далеко не так. Я не буду вдаваться с вами в характеристику своих личных качеств или недостатков, но скажу только, что в отношении вас я не был эгоистом и не преследовал личной выгоды. Я сам много передумал и перестрадал, пока решился покуситься на ваше счастье, но я сделал это только потому, что голос политических соображений показался мне убедительнее, чем голос слепого сострадания!

— Ах, политика! Это плохая советчица в вопросах человеческого сердца!

— О да, она не ведает сентиментальности, она черства и узко рассудочна. Но ведь она подобна купцу, ведущему счет своих капиталов на тысячи и не обращающего внимания на единицы. Политика имеет конечной целью благо целой массы людей; что же значит в сравнении с этим счастье двух любящих сердец? Конечно, политика бывает разная. Бывает и такая политика, которая зиждется на тираническом складе характера, на себялюбии, на жертвовании счастьем масс личной прихоти. Но скажите, положа руку на сердце, принц, разве вся моя жизнь не доказывает, что моя политика не такова? Я скоро отдам личный отчет Господу в своих земных делах, принц, и скажу вам откровенно: я предстану пред Ним без трепета. Я, конечно, ошибался, но и в ошибках бывал искренним. Это по существу, принц. Перейдем теперь к данному факту. Какую личную выгоду могу иметь я, Фридрих, от брака моей внучатной племянницы с русским великим князем? Допустим, что она когда-нибудь будет русской императрицей. Но разве сам я доживу до этого? Да и могу ли я видеть в этом какое-нибудь чрезвычайное счастье? Я не считаю, что быть русским императором почетнее, чем прусским королем, и ради желания видеть свою племянницу русской императрицей не стал бы разбивать ее счастье. Но политическое положение таково, что нам нужно привязать к себе Россию крепкими узами. Вы должны знать, принц, что Пруссия, стоящая во главе суверенных княжеств Северной Германии, ведет ожесточенную борьбу с Южной Германией, то есть с австрийской империей. Мы двигаемся вперед — Австрия падает. Если мы не воспользуемся ее падением, то либо Австрия опять окрепнет и нашему росту будет надолго положен предел, либо ее падением воспользуются прочие державы, и мы опять останемся в убытке. Подумайте теперь сами, принц: Екатерина Вторая желает иметь принцессу Вюртембергскую своей невесткой. Из-за вашей любви мы откажем ей в этом. Разве русская императрица простит нам это? Ведь она немедленно перейдет на сторону Австрии, а это нам обойдется очень дорого. Вспомните, что было при Елизавете Петровне: не скончайся она и не вступи на русский престол наш поклонник Петр Третий, неизвестно, существовали ли бы мы еще. Вы скажете, что это касается благоденствия Пруссии и что именно в этом-то проявляется мой эгоизм? Нет, принц, без Пруссии все суверенные княжества, и Гессен-Дармштадт прежде всего, останутся беззащитными. Да и скажу вам по секрету, принц: я боюсь теперь всякой войны, даже с самым победоносным исходом. Самая победоносная война надолго подрывает народное хозяйство, истощает государственную кассу, задерживает ход просвещения. Опираясь на союз с Россией, мы можем добиться многого только дипломатическими переговорами, не истратив ни одного талера, не пролив ни единой капли крови. Но стоит нам поссориться с «северным колоссом», и сейчас же волна крови затопит всю Европу. Мало того, знаете ли вы, принц, что Австрия собиралась предложить в жены Павлу Петровичу эрцгерцогиню? В состоянии ли вы отрицать, что отказ русскому жениху в руке Софии-Доротеи будет гибелью прежде всего для родного Дармштадта? Принц, от имени Германии, от имени вашей родины и народа я спрашиваю вас, хотите ли вы быть венценосцем, истинным мужчиной или только влюбленным?

— О боже мой, боже мой! — в полном отчаянии пробормотал принц. — Как я страдаю, как я невыносимо страдаю!

Фридрих II сочувственно посмотрел на молодого человека и, торжественно положив ему руку на голову, произнес:

— Принц! Этот час превращает вас из юноши в мужчину, и моя старая рука благословляет вас на это. Вы можете смело принять мое благословение — благословение старика, много пострадавшего в своей жизни, как страдаете вы, и поборовшего себя так же, как, без сомнения, поборете и вы себя!

— Ну а София? Что она? — дрожащим голосом спросил принц.

— Она рыдает и борется так же, как вы. Но и она склонится пред необходимостью, если вы подадите ей пример.

Принц снова закрыл лицо руками и долгое время молчал. Король Фридрих с невыразимым сочувствием и лаской смотрел на борьбу молодого человека с самим собой. Наконец принц отнял руки и гордо поднял голову.

— Ну что же, — сказал он, и гон его голоса звучал могильным спокойствием и холодом. — Раз высший долг требует от меня отречения, я даю его. Жертвую политике и благу немецкого народа своей первой и последней любовью. Но я должен оговорить одно условие.

— Назовите его, принц, и, если есть хоть какая-нибудь возможность исполнить его, оно будет соблюдено!

— Я не хочу, чтобы моя невеста… то есть принцесса Вюртембергская, считала меня вероломным, легко отказавшимся от нее. Я согласен отказаться от своего счастья, но должен еще раз увидать Софию, лично вернуть ей письма и обеты, разъяснить все, повлиявшее на мое решение. Но этот разговор должен происходить без свидетелей!

Король утвердительно кивнул головой.

— Я вполне понимаю ваше желание и согласен исполнить его. Я сам дам вам возможность повидаться и переговорить с принцессой. Я сегодня же съезжу в Берлин и позову герцогиню Вюртембергскую с дочерью на завтрашний день — пусть приедут попросту, без всяких церемоний. Я не скрою от племянницы, для чего приглашаю ее с дочерью, и уверен, что она согласится со мной. Итак, приезжайте завтра до обеда сюда, но инкогнито и с соблюдением всяческих предосторожностей: я не хочу, чтобы русская императрица узнала об этом свидании, а ведь у нее повсюду имеются шпионы. Итак, приезжайте завтра в штатском платье, без всякой свиты, и спросите моего личного секретаря Мюллера. Я заранее дам ему инструкции, и он незаметно проведет вас в мою комнату, где вы увидитесь с принцессой. А теперь, милый друг, простите ли вы старику, что политика и благо народа заставляют его быть таким черствым, бесчувственным эгоистом?

Фридрих с мягкой, сердечной улыбкой подал принцу руку. Повинуясь мгновенному невольному порыву, Леопольд прижал ее к своим губам. Но в то время, как он благоговейно целовал десницу «старого эгоиста», на загрубелую в боях и сражениях руку короля упали две горячих слезы…

На следующее утро, аккуратно в назначенный королем час, к заднему фасаду Сан-Суси подъехал экипаж герцогини Вюртембергской, из которого вышли две дамы.

Обе были встречены королем при входе в круглую переднюю с колоннами.

Улыбнувшись самым ласковым, дружелюбным образом, Фридрих подал старшей из прибывших дам руку и сказал младшей:

— Дорогая внучатная племянница, вы приехали запросто, а потому с вами и будут обходиться соответствующим образом.

Разрешите мне служить вам пажом и показать лачугу старого сан-сусиского отшельника, превратившуюся, благодаря вашему присутствию, в храм красоты!