Незадолго до того как я поступил на службу в арендный сектор, разработанный там законопроект об аренде был отвергнут на заседании министерства как слишком революционный. Было определено изучить меры для устранения арендных конфликтов и выйти в парламент с законом об урегулировании арендных отношений. Все были заняты подготовкой этого закона. Параллельно в планах стояло изучение таких проблем, как крестьяне-собственники, частная собственность на сельскохозяйственные угодья, сельскохозяйственные профсоюзы и проч. Вероятно, с этой целью посылали в Европу Кодайру, вернувшегося с огромным количеством справочной литературы.

Впоследствии потребовалось почти три года, чтобы закон об урегулировании арендных конфликтов был официально опубликован. Не знаю, как описать усердный труд сектора на протяжении этих трёх лет. Оглядываешься назад, и дух захватывает от произошедших перемен. Когда я пришёл в сектор, проект закона об урегулировании арендных конфликтов был уже в общих чертах готов. Но потребовались громадные усилия, чтобы довести его до представления в парламенте.

Это была эпоха расцвета политических партий, и, по всей видимости, давление партий на верхушку министерства было довольно значительным. Я слышал, что один влиятельный политик учинил строгий допрос начальнику департамента управления сельским хозяйством по поводу ревностного изучения проблемы аренды в нашем секторе, объявив его "рассадником социалистов". В ту эпоху слово "социализм" ещё внушало такой страх, что этот допрос представлял для начальника департамента несомненную угрозу. В таких условиях для того, чтобы подготовить законопроект к представлению в парламент, приходилось затрачивать много ненужных усилий.

Прежде всего была организована так называемая комиссия по арендным отношениям, но подбор состава её участников, по-видимому, потребовал больших хлопот (говорю "по-видимому", поскольку сам я непосредственно этим подбором не занимался). Комиссия была набрана из числа гражданских и состоящих на государственной службе юристов, специалистов по сельскому хозяйству, а также представителей верхней палаты и палаты представителей. Но, отбирая кандидатов из числа парламентариев, приходилось, помимо назначения представителей от каждой фракции, преимущественно имеющих отношение к аграрному сектору, учитывать вес каждого отдельного представителя внутри своей фракции. Более того, о каждом предполагаемом члене комиссии надо было подробнейше разузнать не только его послужной список и исповедуемые взгляды, это само собой разумеется, но даже его обыденные привычки, а у тех, кто был автором книг, прочесть всё ими написанное. Это требовало большого внимания и тщательности.

До начала работы комиссии мы были заняты по горло её подготовкой. Надо было подобрать справочные материалы для членов комиссии. Эти материалы содержали не только данные по Японии, но и обзоры положения дел в других странах, и, по правде сказать, их набралось довольно много. Главная тяжесть работы по их сбору легла на наш сектор, поэтому в нём воцарилась весьма оживлённая атмосфера. Это был своего рода первый в Японии научный институт по изучению проблем арендных отношений. Уже после того как несколько раз созывались совещания комиссии в малом и расширенном составе, был сочинён проект закона об урегулировании арендных конфликтов, при этом текст каждой статьи готовился в трёх-четырёх вариантах на усмотрение членов комиссии. Кроме того, надо было загодя предусмотреть, какие вопросы могут задать члены комиссии по тексту каждой статьи, и подготовить список возможных вопросов с соответствующими ответами. "Чтобы учесть все пожелания по каждой статье закона, — шутил наш начальник, стараясь нас приободрить, — надо действовать как при игре в го[63], где главное — захватить инициативу". Между прочим, тогдашний начальник департамента был известным игроком в го.

Воскрешая тогдашние события, я сгораю от стыда при мысли, как мало у меня было опыта, но отчётливо вспоминаю, с каким рвением работали мои товарищи Саката, Кубота, Танабэ, вспоминаю наши споры, наши труды. Перед моими глазами встают, как будто это было только вчера, лица и жесты наших начальников — Исигуро и Кодайры.

Исигуро, достойный называться отцом японского крестьянства, как только доходило дело до арендной проблемы, пускался в нескончаемые прения. Он не отлучался даже на обеденный перерыв, наскоро съедая булочку и дешёвую лапшу. В четыре часа, когда заканчивалось присутствие, он и не думал уходить. Засветив лампу в тесной комнатушке на третьем этаже, он посылал за холодным ужином из соседней забегаловки и продолжал совещание. В то время Исигуро знал всё до мельчайших подробностей о японских деревнях, как будто исходил их пешком. Вероятно, он был в большей степени осведомлён о положении дел на селе, чем о состоянии своего домашнего сада. Он не следил за своим внешним видом, и казалось, все его мысли с утра до вечера заняты исключительно сельским хозяйством. Достаточно было заговорить на эту тему, чтобы привести его в хорошее расположение духа. Было очевидно, что вся его жизнь посвящена нуждам крестьянства, других удовольствий у него не осталось. Несмотря на то, что его познания в сельском хозяйстве были шире и глубже, чем у любого учёного-специалиста по аграрным вопросам, он был совершенно лишён тщеславия и не написал ни одной научной работы. Просто-напросто, как ходатай за крестьян, самоотверженно трудился в департаменте. Это была действительно личность. С тех пор как Исигуро поступил на службу в министерство, он — исключительный случай для чиновника — ни разу не покидал департамента, отдав всю свою жизнь отстаиванию интересов крестьянства. Тогда считалось недопустимым, чтобы чиновник постоянно занимался одним и тем же, пусть даже любимым делом: обычной практикой было переходить из одного департамента в другой, но, к счастью, Исигуро имел мощные тылы, позволявшие ему поступать по своему усмотрению. Мы, молодые чиновники, мечтали, что день, когда он станет министром сельского хозяйства, будет началом новой эры для японского села, но сейчас, когда наши мечты сбылись, что, собственно говоря, изменилось?..

Впрочем, работать в подчинении у такого начальника для молодых людей было не слишком вольготно. После того как комиссия утвердила проект закона об урегулировании арендных споров, он был передан на рассмотрение совещания министерства, затем ещё обкатан в правовом управлении и только тогда представлен парламенту, где был всесторонне рассмотрен и по прошествии трёх лет принят и наконец введён в действие. За это время текст закона претерпел значительные изменения по сравнению с тем, что задумывалось нами. Мы, по молодости лет, тайно негодовали, называя итоговый документ выхолощенным.

Но сейчас, после долгих размышлений, мне представляется уместным, если мы не хотим революционных потрясений, чтобы законы и постановления, оказывающие непосредственное влияние на реальную жизнь народа, готовились именно с такой осмотрительностью, пусть даже молодым разработчикам проекта это и покажется выхолащиванием содержания.

Взять тот же закон об урегулировании арендных конфликтов. Мы, юнцы, только что окончившие университет, отправлялись в командировки на места конфликтов, проводили различные исследования, встречаясь с арендаторами и землевладельцами, изучали опыт иностранных государств, приобрели обширные познания, и всё равно эти познания оставались чрезвычайно поверхностными, далёкими от подлинных настроений крестьянства, далёкими от самой земли. Основываясь на этих поверхностных познаниях и полученных за время учёбы ничтожных сведениях, мы с юношеским энтузиазмом (а порой и сентиментальностью) выстраивали на столе образцовую деревню и разрабатывали законопроекты, подходящие для такой, созданной нашим воображением деревни, надеясь подогнать под них деревню реальную.