Он с трудом поднялся на ноги. За «Релеем», там, откуда он приехал, зияла дыра в реальность. Она была странно органической, как если бы он смотрел через отверстие своего пищевода. Края подрагивали, морщились и раздувались. По другую сторону три человека стояли вокруг велотренажера в подвальном тупичке, в позах, знакомых Зифкицу по всем командам рабочих, какие он видел в жизни. Они собирались приступить к работе и решали, как лучше за нее взяться.

И вдруг он понял, почему их так назвал. Все было до идиотизма просто. Бригадир в кепке, Берковиц – Дэвид Берковиц, серийный убийца по прозвищу Сын Сэма, не сходивший со страниц нью-йоркской «Пост» в год, когда Зифкиц переехал в Манхэттен. Фредди – Фредди Альбемарль, с которым он учился в старших классах и вместе играл в ансамбле. Они сошлись по одной простой причине – оба ненавидели школу. Уэлан? Художник, с которым он познакомился на какой-то конференции. Майкл Уэлан? Митчелл Уэлан? Зифкиц точно не помнил, только знал, что тот специализируется на фантастическом реализме, драконах и всем таком. Они просидели полночи в баре отеля, рассказывая друг другу жуткие байки из жизни индустрии киноплакатов.

Оставался Карлос, покончивший с собой в гараже. Минуточку… его прототип – Карлос Дельгадо по прозвищу Большой Кот. Целый год Зифкиц следил за успехами «Торонто-Блю-Джейз», потому что не хотел, как все остальные фанаты Американской бейсбольной лиги в Нью-Йорке, болеть за янки. Кот был одной из немногих звезд «Торонто».

– Я вас выдумал, – прохрипел он. – Я собрал вас из воспоминаний и запчастей.

Ну конечно. Причем не в первый раз. Норманрокуэлловские мальчишки для кукурузных чипсов, например – рекламное агентство по просьбе Зифкица прислало ему фотографии четырех мальчиков подходящего возраста, и он их просто срисовал. Матери подписали отказ от претензий – обычное дело.

Если Берковиц, Уэлан и Фредди его слышали, то не подали виду. Они разговаривали между собой: Зифкиц не разбирал слов; голоса доносились как будто издалека. Через минуту Уэлан вышел из тупичка, а Берковиц встал перед тренажером на колени, как перед тем Зифкиц. Берковиц взял отвертку и через секунду левая педаль упала на цементный пол – дзын! Зифкиц, все еще на пустой дороге, видел через странное органическое отверстие, как Берковиц протянул отвертку Фредди Альбермалю – который вместе с Ричардом Зифкицем паршивенько играл на трубе в паршивеньком школьном ансамбле. Рок у них получался куда лучше. Где-то в канадских лесах закричала сова – звук, исполненный невыразимого одиночества. Фредди принялся от кручивать вторую педаль. Уэлан тем временем вернулся с разводным ключом. У Зифкица сжалось сердце.

Глядя на них, он невольно думал: «Хочешь сделать что-нибудь хорошо – найми профессионала». Берковиц и его команда явно не теряли времени даром. Меньше чем за четыре минуты от велотренажера остались два колеса и три секции рамы, разложенные на полу так аккуратно, что походили на перспективное изображение с пространственным разделением деталей, как это называют специалисты.

Берковиц положил болты и гайки в карман, сразу оттопырившийся, как от груды мелочи. При этом бригадир выразительно глянул на Зифкица, и тот опять разозлился. К тому времени как рабочие прошли через странное отверстие-кишку (пригибаясь, как в низком дверном проеме), кулаки у Зифкица снова сжались, хотя в левом запястье и отдалась адская боль.

– Знаешь что? – сказал он Берковицу. – Ты мне ничего не сделаешь. Ты не можешь мне ничего сделать, потому что тогда тебе самому крышка. Ты… ты просто субподрядчик!

Берковиц спокойно смотрел на него из-под гнутого козырька кепки «ЛИПИД».

– Я вас выдумал! – Зифкиц поочередно навел на каждого указательный палец, словно пистолетное дуло. – Ты – Сын Сэма! Ты – повзрослевшая версия парня, с которым я играл на трубе! Ты не мог бы сыграть ми-бемоль под угрозой расстрела! А ты – художник, рисующий драконов и заколдованных дев!

Остальные члены липидной команды хранили то же непрошибаемое спокойствие.

– А тебе-то что с того? – спросил Берковиц. – Ты когда-нибудь об этом думал? Скажешь, другого мира снаружи точно нет? А что, если ты сам – случайная мысль в голове безработного аудитора, сидящего на толчке с утренней газетой?

Зифкиц открыл было рот, собираясь сказать, что это смешно, однако что-то во взгляде Берковица его остановило. Валяй, говорил бригадир взглядом, спрашивай. Я столько расскажу, что не обрадуешься.

Поэтому Зифкиц сказал:

– Кто вы, чтобы запрещать мне заниматься? Вы хотите, чтобы я сдох в пятьдесят лет? Да что с вами, бога ради?

Фредди сказал:

– Слышь, чувак, я не философ. Я одно знаю: мне надо чинить «додж», а денег на ремонт нет.

– А у меня двое детей. Старшему нужна ортопедическая обувь, младшему – занятия у логопеда, – добавил Уэлан.

– У ребят, которые прокладывали Большой туннель в Бостоне, была поговорка, – сказал Берковиц. – «Не души работу, пусть умрет своей смертью». Вот все, о чем я прошу, Зифкиц. Дай нам смочить клювы. Дай заработать на жизнь.

– Безумие, – пробормотал Зифкиц. – Полный бред.

– Мне насрать, что ты об этом думаешь! – заорал Фредди, чуть не плача, и Зифкиц понял, что для них разговор так же тягостен, как для него. Почему-то это осознание потрясло его сильнее, чем все остальное. – Мне насрать на тебя, ты пустое место, ты не работаешь, только небо коптишь и малюешь свои картинки! Просто не смей вырывать хлеб изо рта у моих детей, понял?

Он двинулся вперед, сжав кулаки и держа их на уровне лица, словно пародировал боксерскую стойку Джона Лоуренса Салливана. Берковиц взял Фредди за локоть и потянул назад.

– Не будь скотиной, – сказал Уэлан. – Живи и давай жить другим, лады?

– Дай нам смочить клювы, – повторил Берковиц, и, конечно, Зифкиц узнал фразу: он читал «Крестного отца» и видел все экранизации. Да есть ли у них хоть одна фраза, хоть одно жаргонное словцо не из его лексикона? Вряд ли.

Берковиц продолжал:

– Дай нам возможность жить достойно. Думаешь, мы можем зарабатывать рисованием, как ты? – Он хохотнул. – Да если я нарисую кошку, мне придется снизу написать: «Кошка», чтобы люди поняли, кто это.

– Ты убил Карлоса, – сказал Уэлан. Если бы его слова звучали обвинением, Зифкиц, наверное, мог бы снова разозлиться. Однако в них слышалась только грусть. – Мы ему говорили: «Держись, старина, все еще выправится». А он не выдержал. Ему никогда не хватало умения смотреть вперед. Он отчаялся. – Уэлан сделал паузу и посмотрел на темное небо. Совсем близко заурчал мотор «доджа». – Ему не на что было толком опереться. Бывают такие люди.

Зифкиц повернулся к Берковицу.

– Давай говорить начистоту. Чего вы хотите?

– Не души работу, – сказал тот. – Вот все, о чем мы просим. Пусть умрет своей смертью.

Зифкиц подумал, что, наверное, может выполнить эту просьбу. Даже без особого труда. Есть люди, которые, съев один «Криспи-Крем», не останавливаются, пока не прикончат всю коробку. Будь он из таких, ребятам пришлось бы туго… но он не из таких.