Напуганная шумом, вперевалку вышла еще одна птица — белый голубь с яркоалым пятном на грудке, как будто его пронзила стрела. Несмотря на экзотический вид, он вышагивал той же агрессивной походкой, что и обычный городской голубь, и громко ворковал.

— Наверное, Пайкет сюда вход запрещен? — со смехом сказала Элли.

— О нет! — Блю рассмеялся вместе с ней и повел ее дальше.

Он поднырнул под сплетенные стебли растений и выпрямился, потянув Элли за собой.

— Вот! — И взмахнул рукой.

— Ой! — воскликнула она.

Глядя в разветвление "дерева", Элли увидела самый большой и самый красочный цветок из всех, которые когда-либо встречала. Он был красным, по меньшей мере четырнадцати дюймов в диаметре, с эффектной "губой" более бледного оттенка. Он роскошно покачивался на конце длинного, толстого стебля и просто ошеломлял своей красотой.

— Это великолепно, Блю!

— Я же тебе говорил. — Он гордо улыбнулся, восхищаясь цветком. — Я знал еще несколько дней назад, что она собирается расцвести, и вот сегодня — бум! Это произошло.

— Невероятно!

Элли медленно поворачивалась, внимательно разглядывая все вокруг — озера и водопады, деревья и лианы, цветы, листья, птиц, вылетающих из зарослей и снова с криками скрывающихся в них. Внезапно слезы подступили к ее глазам, нелепо и неудержимо.

— Это так прекрасно, — пробормотала она. — Но как?..

— Когда погибла Энни, — тихо сказал он, глядя вверх, — я не мог ни спать, ни есть, не мог ни с кем говорить. Я построил оранжерею до этою, и мы с Маркусом начали некоторые эксперименты по разведению, но после ее смерти я пришел сюда окончательно. — С печальной улыбкой он добавил: — Это помогло мне выжить.

— Тадж-Махал, — проговорила Элли, и у нее ком встал в горле.

Блю пожал плечами:

— Может быть.

Элли поморгала и отошла, чтобы рассмотреть гирлянду из красных с белыми точками цветов, образующих изящную арку, и чтобы отвлечься чем-нибудь неэмоциональным.

— Ты экспортируешь их или продаешь? Зачем так много?

— В основном для экспериментов по разведению. Орхидеи — одни из самых ценных цветов в мире, и многие из самых редких экземпляров растут в естественных условиях в тропических лесах, которые принадлежат к одним из самых экономически не защищенных районов мира. — Он раскинул руки. — Не такая уж неожиданная идея использовать орхидеи и для того, чтобы сохранить тропические леса, и для того, чтобы улучшить экономическое положение бедных стран. Ты следишь за мыслью?

— Конечно.

— Вся проблема в том, что орхидеи невероятно трудно разводить. У них миллионы семян, но все должно быть абсолютно идеально, чтобы они проросли. Они должны питаться на особой почве, и даже когда получаешь растение, ему потребуется семь лет, чтобы стать взрослым.

— Значит, ты наверняка очень талантлив, раз у тебя есть все эти цветы.

— Нет. Они выносливые и сильные, и только и делают что цветут. Это им нравится. Дело в том, что самый лучший метод для их разведения, как мы обнаружили, — это вегетативное размножение, что требует стерильной лаборатории, массы оборудования и специальных знаний. — Он небрежно сорвал сухой лист с ближайшего растения и пригляделся к нему нахмурившись. Очевидно, то, что он увидел, успокоило его. — Итак, то, чем я здесь занимаюсь, — это как можно более точное воспроизведение условий тропического леса, чтобы выявить при этом органический способ разведения орхидей для массового рынка.

— И были успехи?

— Да, мэм. Знаешь, сколько заплатили бы за такие цветы гостиницы и шикарные рестораны?

Его гордость и радость были почти физически ощутимы.

— Блю, это здорово! Я рада за тебя!

— Настолько, что можешь вознаградить меня еще одним поцелуем?

Это удивило ее, поскольку прозвучало как-то внезапно. Но нет, не внезапно. Сама его поза этим утром говорила о том, что он хочет ее. И, о Господи, как же она его хотела тоже. Особенно теперь, когда увидела, что в его сердце цветут цветы.

Тем больше оснований сохранять голову на плечах. Блю Рейнард со своей музыкой и цветами был способен на то, что прежние случаи "разбитого сердца" покажутся чепухой до сравнению с этим.

— О нет, — проговорила Элли с точно рассчитанной ноткой издевки в голосе. — Боюсь, что целовать мужчину в таком окружении окажется слишком опасным даже для меня.

Он ухмыльнулся:

— Попытка не пытка.

— Точно.

Его тело расслабилось.

— Хочешь обзорную экскурсию?

— Очень.

— Хорошо. — Он взял ее за руку. — А потом, может, посмотрим у меня видео? Лэни дома, так что мы будем под присмотром.

— Договорились, доктор Рейнард.

Блю предложил Элли встретиться в полдень, чтобы пообедать с барменом из "Музыкального автомата" в кафе "У Дорри" в час.

Вчера днем они устроились в большой комнате в его доме и смотрели старые фильмы по кабельному телевидению. Лэни, забавная, остроумная старушка, сидела вместе с ними, держа на коленях Пайкет, и рискованно шутила, комментируя фильмы. Элли она понравилась. Девушка была благодарна пожилой женщине, потому что даже при ней Элли весь день ощущала присутствие другого человека, вытянувшегося на диване или на полу или сидевшего, развалясь в кресле. Она замечала в нем такое, на что никогда не обратила бы внимания в других мужчинах, — лунки его ногтей, например, его локти, нуждающиеся в хорошей дозе крема, мочки его ушей и ступни.

И он точно так же ощущал ее присутствие. Казалось, они оба искали уважительные причины, чтобы прикасаться друг к другу — сидя бок о бок, так, что их колени были единственной точкой соприкосновения, или передавая друг другу закуски, когда их руки задерживались чуть дольше, чем необходимо. Она видела, что происходит, и туман чувственности обволакивал ее — и она ничего не могла с этим поделать. И было к тому же так приятно, что не хотелось от этого отказываться. Прошло уже столько времени, и он — совсем не такой, как другие.

Наконец, измотанная долгой неделей работы и необходимостью сопротивляться ему, Элли попрощалась еще до ужина. Одна в своем домике, под непрекращающийся шум дождя, она читала роман и всеми силами старалась отвлечься от мыслей о Блю.

Сегодня утром эта повышенная эмоциональность улетучилась, и она снова была в своей тарелке. Наступил понедельник. Жара начинала сгущаться над полями, когда Элли направилась по тропинке к первой оранжерее. Она связала волосы в узел, чтобы освободить шею, но они не держались, и некоторые пряди прилипли к мокрой щеке. Яркие пятна этих экзотических, эротичных цветов всплыли у нее в памяти. Его запах, воспоминания о поцелуе, которым они обменялись у него на кухне в субботу ночью, кружили ей голову. Это заполнило все ее сны, лишило покоя, и теперь она не знала, какое у нее должно быть выражение лица и что ей надо говорить.