Пока королева Наварры медленным шагом двигалась в сторону Нерака, король Гених Наваррский успел отправить в Париж своего советника Дюплесси-Морне. Если честно, то Генриха куда меньше волновал сам скандал и чувства оскорбленной Маргариты, сколько возможность что-то извлечь в свою пользу. В Париже Дюплесси легко узнал, что тщательнейшее расследование (допросы проводил даже сам король!) привело к пониманию, что никакого ребенка у Маргариты не было, а любовные интрижки не повод, чтобы вот так оскорблять супругу короля Наварры.

Встреча Генриха де Валуа с Дюплесси была не из легких, король юлил, как мог, обвинял всех вокруг.

— Но, Ваше Величество, что скажет весь христианский мир, узнав, что вы безосновательно оскорбили супругу короля Наварры? А если тот поверит в ее невиновность и потребует удовлетворения чести?

Вот этого Генрих де Валуа боялся больше всего, оскорблять Маргариту, которая при придворных даже ответить не могла, это одно, а держать ответ перед ее супругом, который тоже король, пусть и маленькой Наварры, — совсем другое. Генрих уже знал, что попытка Луизы к примирению не удалась, знал о письме Маргариты матери, к тому же написала вдова Карла Елизавета… Все вокруг встали на защиту чести Маргариты, даже Шико без конца язвил, что Генрих взялся защищать честь рода, сам забыв надеть штаны…

Париж, как обычно, откликнулся язвительными куплетами, в которых горожане сомневались, не сам ли король, будучи в женском наряде, родил того ребенка, которого искал под юбкой у сестры.

Основательно струсив, Генрих написал Наварре покаянное письмо, в котором признавал, что Маргарита, возможно, стала жертвой клеветы. Разве это такая редкость, ведь и мать самого Генриха Наваррского достопочтенная Жанна д'Альбре тоже не раз страдала от подобного…

Узнав о содержании письма, королева-мать пришла в ужас:

— Сын мой, вы совсем потеряли чувство меры! Разве это извинения? Сначала вы оскорбили супругу короля Наварры, а теперь еще и его мать!

Генрих Наваррский действительно обиделся, он потребовал от французского короля настоящих извинений, а еще значительных уступок — отвода французских гарнизонов из нескольких городов своего королевства и рядом с ним.

Сама королева Наварры в ожидании окончания спора между мужем и братом жила в Ажене. Ждать пришлось больше полугода, она оказалась предметом настоящего торга между королями, при этом ее собственные чувства и оскорбленная гордость в расчет не принимались вообще. Только в апреле следующего, 1584 года Маргарита наконец встретилась с мужем, но что это была за встреча…

Они долго говорили наедине, а наблюдавшие издалека придворные пытались понять, в чем же приходится оправдываться мадам, обливаясь слезами. Маргарита действительно выплакала запас слез за несколько лет, хотя потом оказалось, что это только начало.

— Не было у меня ребенка от Шамваллонна, не было!

— Почему же тогда вас в этом обвинили?

Маргарита не могла знать о письме короля и его признании, что сестра могла стать жертвой навета, она защищалась, как могла. И в какой-то миг невольно произнесла:

— У меня вообще не может быть детей!

Генрих даже замер, замерла и королева, сообразив, что в запале сказала то, чего уж никак не следовало говорить мужу. Но сказанное слово не вернешь, король повернулся к ней всем телом:

— Вы знали об этом, когда выходили замуж?

Пришлось быстро поправлять положение:

— Это не точно, чтобы завести ребенка, нужно очень постараться или полечиться на водах…

— Почему вы не сказали об этом моей матери?

— Повторяю, это не точно…

Она хотела солгать, что узнала позже… что в действительности у нее был выкидыш… но глаза Генриха смотрели столь требовательно, что солгать оказалось невозможно. И тогда Маргарита разрыдалась…

— Теперь я понимаю, зачем вам были нужны все эти нелепые требования с ванной или показное отвращение.

И снова Маргарита вынуждена была промолчать, хотя очень хотелось ответить. Он настолько уверен в себе, уверен, что не может быть женщины, которая бы его не хотела!

Королева рыдала, а сам Генрих быстро соображал. Узнать, что жена бесплодна, конечно, удар, это означало, что наследника не будет. Какой мужчина желал бы быть женатым и не иметь наследника? Из-за этого можно потребовать развод, это основательная причина. Но развод сейчас, когда он отлучен от церкви, папа римский не даст. Конечно, можно через все переступить, заставить развести себя местного епископа, жениться снова, но всегда найдется тот, кто оспорит права ребенка, рожденного в новом браке, если родители женились против закона. А Генрих был королем и хотел, чтобы права его будущих детей не оспаривал никто.

Но почти сразу его мысли перекинулись от наследников и развода на саму Маргариту. Он понимал, что жена не лжет, ни о каком ребенке от Шамваллонна и речи идти не могло, королева сказала правду. И эта правда почему-то ставила его выше ее, ведь он мог то, чего не могла она, — мог дать потомство! Генрих вдруг почувствовал себя много сильнее Маргариты, будто поднялся на ступеньку и теперь смотрел на нее сверху вниз. Мало того, эта правда давала ему власть над ней, Маргарита зависела от мужа, потому что он мог затеять развод, потребовать позорного врачебного освидетельствования, сделать ее тайну всеобщим достоянием! Нет, Генрих не собирался позорить жену, как это сделал ее брат, даже говорить ничего никому не намерен, но само сознание, что она зависит от его доброй или недоброй воли, возвышало и давало власть над этой гордой, острой на язык женщиной!

— Моя мать десять лет не могла забеременеть, а потом родила десятерых детей. Я буду лечиться, еще все впереди…

Это была правда, Екатерина Медичи так долго не беременела, что все решили, что она бесплодна, но потом дети посыпались как горох из мешка — ежегодно. Генрих мог бы ответить, мол, что за дети, все один другого слабее, однако лишь спокойно пожал плечами:

— Лечитесь, мадам.

Больше мира и доверия между ними долгих двадцать лет не было.

Нерак принял свою королеву неласково, не было ничего похожего на предыдущий приезд. Безусловно, свою роль сыграла прекрасная Коризанда.

Дело в том, что пока супруга развлекалась и пребывала в Лувре, муж не счел себя обязанным хранить верность, как поступал и прежде, но любовница, появившаяся у Генриха за время отсутствия Маргариты, Диана д'Андуэн графиня де Грамон, прозванная прекрасной Коризандой, была не чета глупой Фоссез, эта акула не желала терпеть рядом королеву!

— Зачем она вернулась, Анри? Это просто шпионка королевы-матери, она принесет только неприятности!

Вообще-то Генрих был согласен с любовницей, потому что, кроме неприятностей, от возвращения супруги тоже ничего не ждал. Без нее как-то спокойней.

Но размолвка с супругом оказалась не единственной, а новая любовница короля не главной неприятностью для Маргариты. Изменилось настроение не только двора, в Нераке больше не желали терпеть католиков! Свою роль сыграло создание Католической лиги, которую возглавили Гизы. Маргарита в собственном королевстве оказалась почти в осаде, мессы слушались в крошечной часовенке, где могли разместиться всего несколько человек, на католиков разве что не показывали пальцами. Так недалеко и до малой Варфоломеевской ночи… Генрих не без злорадства думал, что теперь гордая Маргарита поймет, каково ему было в Париже после их свадьбы. Он не задумывался над тем, что уж Маргарита в его бедах не виновата ничуть.