Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тогда я занялся второй половиной, а Делайла на чистой половине принялась варить кофе, сдвинув кофеварку к плите. Я очень старался закончить побыстрее, чтобы Делайла могла позавтракать. Да и я, если честно, проголодался. А натереть пол можно и после завтрака…
Подняв голову, я встретил взгляд Делайлы. Какой-то очень задумчивый взгляд.
— Что? — спросил я, потому что она явно что-то хотела сказать, как будто не могла решиться.
— Сколько ты будешь ждать ее, сынок?
Внутри все так и перевернулось. Я ведь, пока воск счищал, как-то умудрялся прогонять мысли о Марии. Заставлял себя не думать о ней. Быть может, именно потому, что боялся сам себе задать этот вопрос.
— Не знаю. А сколько мне можно занимать ваш диванчик?
— Пока он у меня есть, этот диванчик. Но видишь ли, сынок… Недели через три я собираюсь вернуться в Сан-Диего. Максимум — через четыре.
Я вздохнул. Снова принялся за работу. И только через несколько минут ответил. Мне было очень тяжело это сказать. Но правда есть правда. Мы с Делайлой оба ее знали. Но кто, как не я, должен был произнести вслух:
— Если к тому времени она не появится, то не появится никогда.
— Похоже на то, — кивнула Делайла. — Сдается мне, голова у тебя работает, сынок.
Больше мы об этом не говорили — ни за завтраком, ни позже.
В тот день я не пошел на свой пост в квартале Марии. Откуда-то возникло чувство, что проку не будет, и я решил прислушаться к интуиции. Остался у Делайлы, лег на диванчик и прочитал «Ромео и Джульетту» от начала до конца. Делайла удивилась, я знаю. Но вопросов не задавала. И вообще будто не заметила.
Я уже так разуверился, что чуть было не остался на диване и после ужина. У Делайлы было так хорошо, спокойно. Мы могли бы вместе посмотреть какое-нибудь кино. Приготовить попкорн в микроволновке и жевать его перед телевизором. Может, я даже почувствовал бы себя счастливым. Просиживая ночи на скамейке станции «Юнион», я уж точно не был счастлив. Потому что не видел Марию.
Я уже рот открыл, собираясь поделиться с Делайлой своим решением… и передумал. Знаете почему? Я кое-что вспомнил. Слова Делайлы вспомнил. Когда мы смотрели «Вестсайдскую историю», она сказала: «На твоем месте, сынок, я научилась бы доверять своим чувствам». Примерно так, кажется.
И я подумал: «А что я сейчас чувствую? Чему верю?» Представьте себе, ответа не пришлось долго ждать. Если она сможет прийти, она придет. Вот что я почувствовал. Вот во что верил. Она придет, если сможет.
Я принял душ, переоделся. Спустился в подземку, доехал до «Юнион-сквер». И сел на скамейку под лестницей.
* * *
Думаю, я просидел около часа, когда услышал незнакомый голос:
— Себастьян?
Я подскочил.
Эту женщину я видел впервые. Лет тридцати пяти, в громадном балахоне такой расцветки, что аж в глазах рябило, всклокоченный пучок волос на самой макушке.
— Да. Я Себастьян.
Женщина сунула мне письмо. На лицевой стороне запечатанного конверта я прочитал: Себастьяну /Тони. Тони! Так мог написать только один человек… Сердце подпрыгнуло. Кажется, я даже ощутил его вкус.
Когда я оторвал глаза от конверта, женщина уже поднялась до середины лестницы.
— Подождите! — крикнул я, и она оглянулась. — Вы кто?
В ответ она так странно на меня посмотрела. Недоуменно, что ли? Будто я какую-то глупость сморозил.
— Стелла.
И снова отвернулась. Словно это ее «Стелла» все объясняло.
Первой, кого я увидела, проснувшись следующим утром, была Стелла. Она сидела на краю кровати и неотрывно смотрела на меня.
— Я отдала ему письмо, — сказала она.
— Боже! Ты ангел, спасибо! Я бы тебя расцеловала… если б могла пошевелиться.
На ногах у меня спали шесть кошек. Шесть! Какое счастье, что аллергия у меня только на цветы.
— Я задам тебе один вопрос, девочка моя. И хочу услышать честный ответ. Откровенно говоря, ради тебя я из трусов выпрыгиваю, но не стану этого делать, если ты надумала опять вляпаться в то же дерьмо. Так что отвечай: ты вернешься к Карлу?
— Нет, — отозвалась я, глядя ей прямо в глаза, чтобы она не сомневалась в моей честности.
— А зачем отдала Си Джея?
— Я не могу отнять его у Карла. Они очень привязаны друг к другу.
— То есть ты и не думаешь забирать сына?
— Вообще-то не думала. Нет.
— Значит, всякий раз, когда ты захочешь увидеть Си Джея, то должна будешь встречаться с Карлом.
Теперь я уже смотрела на одеяло — прятала глаза от сестры, чтобы не выдать себя.
— У меня была причина так поступить, — сказала я. — Можно попросить тебя поверить мне на слово?
— Нет. А у меня есть выбор?
— Нет.
— Ясно. Что будешь на завтрак?
* * *
Карл еще целых три дня вел слежку за квартирой Стеллы, после чего управляющий появился у нее на пороге.
Дверь моей спальни была открыта, и я слышала его разговор с моей сестрой.
— Он цепляется ко всем мужчинам. Стоит какому-нибудь парню подойти к двери, как он бежит следом, до самого лифта, и смотрит, в какую квартиру тот поднимается. У меня уже куча жалоб от жильцов.
Стелла:
— Вызовите копов, и пусть немедленно арестуют мерзавца.
Управляющий:
— А то, что он делает, — противозаконно? Я не уверен.
Стелла:
— Вызывайте смело. Он нарушает судебный запрет.
Управляющий:
— Мы надеялись, что вы с ним поговорите.
Стелла:
— Поговорить? Да запросто. Я могу говорить с ним до посинения, а толку? Этому подонку на все начхать. Точно вам говорю — если хотите прекратить безобразие, вызывайте полицию.
Управляющий:
— Что ж, ладно. Раз вы считаете, что так будет лучше…
— Послушайте! — крикнула я как можно громче. И скривилась от боли.
Натали быстренько изобразила из себя улитку — из-под одеяла остался торчать только хвост боа.
Тишина. Бормотание. Через минуту в дверь спальни просунулись две головы — Стеллы и управляющего. Стелла еще не сняла накрученные на ночь бигуди. Управляющий оказался смешным коротышкой с зализанными через лысину жидкими волосами.
— Вот, — сказала Стелла. — Это его жена, которая из-за него угодила в больницу.
Я удивилась, что Стелла называет меня женой Карла, — знает ведь, что мы не женаты. Наверное, хотела, чтобы я выглядела в глазах управляющего порядочной женщиной. Мне не приходило в голову, что Стелле, возможно, за меня стыдно. Стыдно, что ее сестра не замужем за отцом своих детей. Я ее никогда об этом не спрашивала, а она не говорила.